Шрифт:
Мужчина с Марса
Давным-давно шла Кристин по парку. Теннисный костюм она так и не сняла — не успела принять душ и переодеться. Волосы, убранные назад и стянутые резинкой на затылке, открывали крупное — ни единой плавной линии — лицо, как у русской крестьянки, но без резинки волосы падали на глаза. Послеполуденный воздух был жарок, хотя стоял апрель. На закрытых кортах парило. Кристин была как вареная.
Солнце выманивало стариков отовсюду, где они проводили зиму: недавно Кристин прочитала историю про одного старика, что три года прожил в канализационном люке. Старики, точно водоросли,
Выскочили белки в поисках корма: две белки прыжками, замирая, приближались к Кристин, выжидательно вперившись взглядом, в открытых ртах над скошенными крысиными подбородками обнажены пожелтевшие передние зубки. Кристин ускорила шаг, ей нечего было дать белкам. Людям не стоит их кормить, подумала Кристин, — белки от этого становятся назойливы и паршивеют.
Посреди парка Кристин остановилась, чтобы снять кардиган. Когда же она наклонилась, чтобы подобрать с земли ракетку, кто-то коснулся оголившейся руки. Кристин редко орала — и теперь только резко выпрямилась и крепко сжала ракетку. Но подошел не один из стариков, а темноволосый мальчишка лет двенадцати.
— Простите, — сказан мальчишка. — я ищу факультет экономики. Это там? — И он указан на запад.
Кристин вгляделась пристальнее. Она ошиблась: не мальчишка, а низкорослый мужчина, ниже ее на голову. Кристин же была девушкой рослой — “величавой”, как говаривала ее мать, стараясь ободрить. И еще этот человек был, как выражались в ее семье, “представителем другой культуры”: без сомнения, восточного типа, хотя вряд ли китаец. Должно быть, иностранный студент, подумала Кристин, и одарила его доброжелательной вежливой улыбкой. Еще старшеклассницей она была президентом Клуба Объединенных Наций: в том году их школу назначили играть роль египетской делегации на Учебной Ассамблее. Задача не из увлекательных — ребята не хотели быть арабами, — но Кристин довела дело до конца и выступила с очень неплохой речью про палестинских беженцев.
— Да, — сказала Кристин, — вон здание факультета. Вон то, с плоской крышей, видите?
А мужчина нервно улыбался. За очками с прозрачной пластиковой оправой его глаза таращились на Кристин, словно через аквариум с золотыми рыбками. Он не пошел, куда она показала, а вместо этого сунул ей зеленый блокнотик и шариковую ручку.
— Рисовать план, — сказал он.
Кристин положила на землю ракетку и аккуратно нарисовала схему, как пройти.
— Мы здесь, — говорила она, отчетливо произнося слова. — Вы идете сюда. Факультет здесь. — Она обозначила маршрут пунктиром, а здание отметила крестиком. Мужчина близко наклонился к ней, внимательно следя, как она рисует: он пахнул вареной цветной капустой и еще каким-то неизвестным гелем для волос. Дорисовав, Кристин вручила мужчине блокнот и ручку и улыбнулась окончательной улыбкой.
— Погоди, — сказал мужчина. — Он вырвал из блокнота зеленый листок со схемой, сложил его аккуратно и спрятал в карман пиджака: рукава до самых костяшек, по краям болтались нитки. Мужчина принялся что-то писать в блокноте: с некоторой брезгливостью Кристин заметила, что ногти его обгрызены до безобразия. На некоторых пальцах — пятна от протекшей шариковой ручки.
— Мое имя. —
Кристин прочитала странный набор аккуратно выведенных печатных букв: И, Г и Н.
— Благодарю, — сказала она.
— Теперь пиши твоеимя, — сказал он, протягивая ей ручку.
Кристин замялась. Будь это человек из ее культуры, она бы подумала, что он ее клеит. С другой стороны, для мужчин из ее культуры она была слишком крупная девушка, ее никогда не клеили. Разве только тот официант-марокканец из пивного бара, куда они студентами иногда заходили после заседаний. Марокканец был прямолинеен. Он просто подкараулил ее возле женского туалета и спросил в лоб, а она ответила нет. И все. А этот мужчина не был официантом, он был студентом, и Кристин не хотела его обижать. Наверное, в его стране, какая бы она ни была, этот обмен именами на листочках — форма вежливого общения, как сказать спасибо. И Кристин взяла ручку.
— Очень приятное имя, — сказал он, сложил листок и засунул в тот же карман, где уже лежала схема.
Кристин сочла, что уже выполнила свой долг с лихвой.
— Ну, до свидания, — сказала она. — Приятно было с вами познакомиться. — Она наклонилась, чтобы взять ракетку, но он опередил и держал теперь ракетку перед собой обеими руками, словно трофейное знамя.
— Я несу это для тебя.
— О нет, прошу вас. Не стоит беспокоиться, я спешу, — сказала она, четко произнося слова. Без ракетки она почувствовала себя безоружной. Мужчина зашагал по тропинке: он перестал нервничать и, казалось, совершенно расслабился.
— Vous parlez francais? — непринужденно спросил он.
— Oui, ип petit реи, — сказала она. — Не очень хорошо. — Как бы мне так повежливее забрать у него ракетку, гадала она.
— Mais vous avez ип bel accent. —Он таращил на нее глаза сквозь очки — он что, заигрывает? Кристин прекрасно знала, что у нее ужасный акцент.
— Послушайте, — произнесла она, в первый раз выказывая нетерпение. — Мне действительно нужно идти. Отдайте, пожалуйста, ракетку.
Он ускорил шаг, он и не собирался отдавать ракетку.
— Куда ты идешь?
— Домой, — ответила Кристин. — Мой дом.
— Я иду теперь с тобой, — сказал он с надеждой в голосе.
— Нет, — сказала она: следует проявить твердость. Кристин рванула вперед, вцепилась в ракетку и вырвала ее после короткого препирательства.
— До свидания, — сказала Кристин, отвернулась от его недоуменного взгляда и пустилась рысцой; может, теперь до него дойдет. Похоже на бегство от рычащей собаки: нельзя показывать, что боишься. И почему, собственно, она должна бояться? Он в два раза меньше ее, а у нее ракетка, ничего он ей не сделает.
Кристин не оглядывалась, но чувствовала, что он по — прежнему следует за ней. Хоть бы трамвай подъехал, думала Кристин, и трамвай действительно подъезжал, но был еще далеко и стоял на светофоре. Через мгновение, когда Кристин подошла к остановке, мужчина возник сбоку.
Он тяжело дышал. Кристин, закаменев, смотрела перед собой.
— Ты мой друг, — осторожно сказал он.
И Кристин сдалась: он все-таки не заигрывал, он чужестранец и просто хочет познакомиться с кем-то из местных, и разве она не поступила бы точно так же?