…Пожнешь бурю: Хроника двух трагических часов
Шрифт:
Считает, – фыркнул Макаров, – она считает… А под какой монастырь подвел Василия ее папаша, она высчитала?
Вера молча пожала плечами.
Еланская не виновата, – осторожно заметила дочь. – Не Рита ведь уезжает в Израиль, а ее отец. Дочь за отца не отвечает.
Верно, не отвечает. Но Рита твоя не только дочь этого спятившего на старости лет субъекта, но и жена моего сына. А сын, как тебе известно, облечен высшим доверием Отечества, на которое папаша нашей невестушки попросту наплевал с высокой колокольни!
У них не бывает колоколен, – улыбнулась Вера.
– Ну тогда
– Папа, вы неплохо освоили древнюю историю… Тут не только древнюю освоишь, но и к неандертальцам заберешься, если твой бывший сослуживец и даже родственник, так сказать по закону, подбрасывает тебе такую бляху-муху.
– Папа! – укоризненно посмотрела на Макарова Вера Ивановна.
Историк по образованию, она директорствовала в Шимолинском доме пионеров. Единственная дочь Веры, названная в честь бабушки Еленой, студентка МГУ, изучающая историю искусств, находилась сейчас в составе археологической экспедиции в Новгороде. Она обещала приехать на пару дней домой, но пока Елены все еще не было.
Сейчас в доме Макарова собрались одни женщины, не считая четырнадцатилетнего Андрея. Он примчался на электричке еще утром. А теперь вот объявилась его мать, Ксения Фроловна.
Итак, появившегося в гостиной генерала Макарова встречали три женщины и внук Андрей.
Иван Егорович поздоровался с одной Ксенией. Маргариту Иосифовну Еланскую, актрису Гремяченского музыкально-драматического театра и вторую жену старшего сына, он уже видел сегодня. И прошел на свое место, к старинному креслу с вырезанным на деревянной спинке Бореем; оно стояло в торце довольно широкого и длинного но нынешним, помешанным на миниатюризации временам стола.
Вера скрылась на кухне: хотела глянуть дозревавшие под сырым полотенцем пироги. Было там «чудо» с осетриной, мясом и шампиньонами, с луком и запеченной картошкой – это любил дед Макаров. Шаньги с творогом и прошлогодней, правда, клюквой и сладкий пирог с изюмом и сушеными абрикосами – заказ Виктора, виновника торжества.
Пока разливали окрошку, Иван Егорович искоса поглядывал на двух невестушек. На Ксению – с любопытством и сожалением: «Ну и чего ты добилась, голубушка, став кандидатом наук и бобылкой»; на Маргариту Иосифовну – с тайным неудовольствием. Не мог оп простить финта ее папаши, хотя и понимал, что Еланская к решению отца покинуть Россию непричастна.
«Теперь я и тебе, подружка, не верю, хоть и бабушка твоя, мать Иосифа, и покойная жена его – чистокровные русачки, – думал Иван Егорович. – А что, если взбредет в голову, будто обижают тебя в театре? У вас такое случается, в вашем мире. И вспомнишь тогда про «землю обетованную»?..» Он знал истории, когда и с меньшим количеством еврейской крови в жи лах люди вдруг начинали «слышать голос предков», бросали все и вся и устремлялись за кордон.
Этого Иван Егорович не понимал. Какой «голос» мог услышать его сослуживец Иосиф Еланский, человек, рожденный русской женщиной и не знавший никакого другого языка, кроме русского? Макаров помнил толкового офицера Еланского, которого во время войны он учил летать и рекомендовал, уходя из полка, на должность командира эскадрильи. Поначалу не все получалось у Иосифа, по затем он отлично освоил машину, водил ее даже с некоей элегантностью. А уж немцев ненавидел… И вот на тебе! Клюнул на какое-то наследство, оставленное ему неким троюродным братом, едет, оформив документы и лишившись, конечно, партийного билета, к тем, кто вызывает у честных людей планеты не меньшую ненависть, нежели фашисты.
Старый генерал вовсе не был противником воссоединения тех семей, которые разбросала мировая война или иные какие обстоятельства по всему свету. Он понимал, какой гуманизм проявляло правительство, не препятствуя людям обрести друг друга. Но история с Иосифом Еланским повергла его в настоящее смятение. Так и сяк раскладывал старый генерал, но в голове у него не умещалось, как это могло случиться с бывшим офицером Советской Армии, фронтовиком, а главное, с Васькиным тестем, сидевшим, бывало, и за этим вот столом.
«Васька-то и не знает еще, какая пилюля его ожидает», – незаметно вздохнув, подумал Иван Егорович. Потом усилием воли выбросил из головы дурные мысли, стал прислушиваться к разговору жен старшего сына, которые продолжали спор про абсурдистский театр, поминали некоего Ионеско. С него перешли на Сэмюэля Беккета, его пьесу «В ожидании Годо» видела Ксения в Брюсселе во время научной командировки, спорили о других, не совсем понятных Макарову вещах, и генерал положил себе просветиться у дочери по этой части. Макаров не любил, когда в его присутствии говорили о том, в чем оп слабо разбирался, а попросить пояснения мешало присутствие этой «актерки» – так называл про себя Маргариту Иван Егорович.
Покончили с окрошкой, и Вера Ивановна ушла на кухню за пирогами. Тут Иван Егорович заметил, как ерзает на сиденье Андрей, и спросил внука:
– Ты чего вертишься, Андрейка? Что там у тебя под задницей? Хорошее ты выбрал место для книги… Давайка ее сюда.
Андрей покраснел и протянул деду книгу.
– Детектив небось какой? Или фантастика? – спросил Макаров, одной рукой принимая книгу, а другой надевая очки.
Он присвистнул, прочитав на обложке: «Максуэлл Тейлор. Ненадежная стратегия».
– Неужели тебе интересно читать это? Андрей молча кивнул.
Он организовал в школе кружок военной истории, – пояснила мать и будто невзначай глянула на Маргариту Еланскую: Ксения знала, что детей у них с Василием не было. – Зачитывается мемуарами полководцев…
Знаком я с этим «писателем», – задумчиво и несколько иронично произнес генерал, перелистывая страницы. – Заочно, правда… В войну он командовал воздушно-десантной дивизией, на корейской войне возглавлял армию А с 1955 но 1959 год был начальником штаба армии США, потом личным военным советником у президента Кеннеди. Известная личность… Это ведь он автор стратегии гибкого реагирования, которая сменила доктрину массированного ответного удара. Тейлор считал, что его стратегия пригодится на все случаи жизни, позволяет найти выход из любого положения.