…Пожнешь бурю: Хроника двух трагических часов
Шрифт:
И отец Филип рассказал о новой затее Пентагона, встревоженного ростом пьянства в армии, ВВС и на флоте.
Дела, – сказал Гриффин. – Такие новости необходимо обмыть. Сейчас я приготовлю твой любимый «Поцелуй марсианки».
Отпадает, дружище. Для меня выпить этот коктейль все равно что… Словом, отца Филипа заставили дать обет трезвости, и должен же я хоть немного покрасоваться в этом нимбе.
Красуйся, – милостиво помавал рукою преподобный Стэн. – Только я выпью, поскольку директив из Большого Дома [Пентагон] не получал, а твой визит рассматриваю как неофициальный.
Ну а я удовлетворюсь фруктовым соком. Чем ты угостишь меня?
Есть манго и апельсиновый. Можно открыть банку холодного цейлонского чая с лимоном.
Так я и сделаю, – сказал Филип, подходя к холодильнику бара. – Над чем это ты так усердно трудился, Стэн? – спросил он.
Понимаешь, мой предшественник, который считался в предыдущий период старшим на базе, был капелланом иудейского вероисповедания, раввином, одним словом. Он и написал в совет кляузное письмо, в котором обвинял систему личных знаков в расистской направленности.
Что же он имел в виду?
Указание на принадлежность к определенной религии…
… Хотя официально церковь в Америке отделена от государства, Пентагон со времен формирования регулярной армии содержит многочисленный корпус военных священников. На каждые несколько сот человек военнослужащих приходится штатный капеллан, который является офицером и отличается от остальных лишь особой эмблемой в петлицах. И число капелланов увеличивает ся. Сейчас они уже есть во всех частях и соединениях, даже в батальонах. Кроме того, в «Едином кодексе военной юстиции» прямо указано, что командиры всех рангов несут строгую ответственность за состояние религиозной работы в войсках, эскадрильях и на кораблях.
На вершине этой стройной системы находится совет капелланов из шести человек. В него входят представители всех видов вооруженных сил. В совете они председательствуют по очереди, каждый год сменяя друг друга. В частях меняются не по виду войск, а по религии. Вот на той же базе Мэсситер до Стэна Гриффина старшим был майор-раввин. А написал он в совет капелланов протест, в котором требовал убрать с личных знаков солдат и офицеров особую букву, обозначавшую религиозную принадлежность владельца: «П» – протестант, «К» – католик, «И» – иудей… И так далее. Раввин усмотрел в этом разжигание расовой и национальной розни.
Так ведь эту практику завели как раз в интересах верующих!
Верно, – согласился Стэн. – Когда похоронная команда подберет твои бренные останки на поле боя, то по личному знаку определит, по какому обряду предать тебя земле. Иначе мусульманин попадет в компанию покойных иудеев, а сын Израиля – в христианский рай.
А чего хочет майор? – спросил Тейлор.
Упразднить эти буквы. Он считает, что, когда грядет Армагеддон, всевышний сам разберется, куда кого отправить. А в житейской, мол, практике это способствует развитию негативных явлений, в частности антисемитизма.
Филип Тейлор удивленно хмыкнул.
Лихой поворот, – пробормотал он.
Но дело в том, что майор это сочинил, отослал в Пентагон, а затем сдал полномочия твоему покорному слуге, даже не предупредив меня о своей идее. Мне же, как нынешнему старшему, совет приказал ответить по существу предложения раввина.
И что же ты ответишь? – спросил отец Филип.
Все это абсолютнейший вздор, – сказал капеллан-ракетчик. – Мое мнение таково: пусть на личном знаке капеллана Гриффина, сына евангелистской церкви, напишут что угодно, вплоть до надписи: «Покойный пьет все, что ему предложат». Я не привередливый… Но мне при шлось сочинять приличествующий загробной теме ответ: что думаю о рапорте предшественника.
Пусть бы он и отвечал…
Теперь он просто капеллан базы, а старшим стал твой друг Гриффин. Ну да ладно… После меня заступит на пост мулла, я ему тоже подкину подлянку.
У вас появился и приверженец учения Магомета? – удивился Тейлор.
Среди негров, а их на базе хватает, много теперь мусульман. Пришлось завести капеллана-муллу.
Как у вас расовая обстановка, Стэн?
Более или менее… Штат наш южный, к нравам здешним привыкли. Сами негры – местные уроженцы – не очень умничают, а белые офицеры, сержанты и солдаты происходят преимущественно из Новой Англии или со Среднего Запада. Вот эти две психологические установки и уравновешивают друг друга. Равновесие, симметрия, дорогой коллега, великая, цементирующая мир сила. В ней – все. Альтернатива – хаос…
Ты, видимо, прав. Я всегда считал, что господь задумывал мироздание как некое противостояние двух начал. Добро и зло…
Черные и белые, – подхватил Стэн Гриффин. – Богатые и бедные…
Жизнь и смерть, – продолжал Филип Тейлор. – Прошлое и будущее…
Стоп! – поднял руку Гриффин. – Между прошлым и будущим есть буферное состояние – настоящее…
Это состояние – наша с тобой жизнь, Стэн, – усмехнулся Филип Тейлор. – Второй стакан ты приготовил по этому принципу, Стэн?
На вторые сутки трезвой жизни ты стал ханжою, мой друг, – отпарировал Гриффин, прибавив в стакан виски. – В нашей монотонной жизни ракетчиков нельзя без алкоголя, который заменяет отсутствие естественных раздражителей.
Но ты ведь не сидишь в подземном бункере со своими прихожанами!
А постоянно чередующиеся одни и те же действия в храме? Проповеди на самой базе, в эскадрильях, отрядах, изучение «Милитэри чеплэин ревыо», которое меня, доктора богословия, учит, как верить в бога. Только и спасение – в виски и симметрии. Тейлор рассмеялся.
Ты чего, Филип? – спросил Гриффин. – Думаешь, что я спятил?
Нет, ты просто принял слишком малую дозу «ликуида» [По-английски «жидкость». Так в обиходе ракетчики США называют жидкое ракетное топливо и спиртное]. Глядя на тебя, вспомнил парадокс Франца Кафки. Помнишь, мы увлекались в Гарварде схемами рассуждений в духе двойной связи Лэинга…
«Вороны считают, что одна ворона могла бы разрушить небеса, – проговорил Стэн Гриффин. – И это несомненно так, но не доказывает ничего против существования небес: существование небес означает просто невозможность существования ворон».
Такова особенность разума, – заметил Филип. – Я имею в виду твои упования на симметрию Вселенной. Улавливаешь?
– После третьего стакана уловлю.
– Это уже без меня, Стэн. Хочу прогуляться и коекого из старых знакомых навестить.
– Без тебя я пить не стану.