Позитронный человек
Шрифт:
Эндрю спрашивал себя, неужели в результате его долгого, упорного стремления стать человеком он стал ипохондриком. При этой мысли он не смог сдержать улыбку. По всей видимости, так оно и случилось, решил он. Его собственные наблюдения не подтверждали нарушения его основных рефлексов, никаких отступлений от нормы ни в одном из его органов. И все же... и все же он чувствовал такую усталость...
Это игра воображения. Эндрю приказал себе выбросить из Головы всякую мысль об усталости. Однако, усталый или не усталый, он отправился на другой конец континента в огромную башню из зеленого стекла, во Всемирное законодательное собрание в Нью-Йорке нанести визит Чи Ли Синг.
Он вошел в ее высокий
Ли Синг сказала:
— Окончательное голосование состоится на этой неделе, Эндрю. Я старалась еще отложить его, но я исчерпала все свои возможности в парламентских дебатах и теперь ничего не могу поделать. Закон проголосуют, и мы потерпим поражение... Такие вот дела, Эндрю.
— Очень благодарен вам за то, что сумели притормозить процесс. Мне хватило этого времени, и я снова вступаю в игру, чтобы выиграть ее.
Ли Синг с тревогой посмотрела на него.
— О какой игре вы говорите, Эндрю? — И продолжила с дрожью в голосе: — Последние месяцы вы окружали себя такой таинственностью! Туманно намекая на какие-то свои планы, вы никому не позволили узнать, в чем они состоят.
— Я не мог, Чи. Если бы я сказал вам или кому-нибудь из «Файнголд энд Чарни» хоть слово о них, вы бы меня остановили. Я в этом уверен. Вы бы моглиостановить меня, приказав просто оставить все как есть. Второй Закон! — у меня нет сил сопротивляться ему. То же самое мог сделать и Саймон Де Лонг. Поэтому я молчал о своих планах, пока не привел их в исполнение.
— И что вы наделали, Эндрю? — очень тихо, почти с угрозой спросила Чи Ли Синг.
Эндрю сказал:
— Мы пришли к выводу, что все дело в моем мозге — «позитронный мозг против органического мозга». Но какова была истинная подоплека? Мой разум? Нет. Да, я неординарно мыслю, но этого и добивались мои дизайнеры, когда создавали меня, а потом они уничтожили мои матрицы. Все последующие роботы обладали выдающимися способностями, но только в той области деятельности, к которой они были предназначены, во всем другом они были довольно глупыми созданиями. В той же мере, в какой глуп компьютер, независимо от того, что он во много триллионов раз быстрее, чем человек, может сложить столбик чисел. Так что не мой разум вызывает зависть у людей, отнюдь. Существует огромное множество людей, способных обвести меня вокруг пальца.
— Эндрю...
— Позвольте мне закончить, Чи. Обещаю, я скоро доберусь до главного.
Он немного изменил свое положение, надеясь, что Ли Синг не заметит, что у него нет сил дольше нескольких минут подряд стоять, не опираясь на стену. Но тут же заподозрил, что она не упустила это из виду. Она обеспокоенно, нерешительно посматривала на него.
Он продолжал:
— Что составляет наибольшую разницу между моим позитронным мозгом и мозгом человека? То, что мой мозг бессмертен.Все наши неприятности происходят от этого, понимаете? Откуда иначе этот интерес к тому, как выглядит твой мозг, или из чего он сделан, или как он появился на свет? Да дело в том, что клетки человеческого мозга умирают. Должныумереть. Нет способа избежать этого. Любой другой орган можно излечить, заменить на другой, искусственный, но мозг не заменишь, не изменив при этом, а то и вовсе не уничтожив саму личность. Органический мозг должен в конечном счете умереть. А мой позитронный...
Выражение лица Ли Синг менялось по мере рассказа Эндрю. Сейчас оно выражало ужас.
Эндрю стало ясно, что она начала понимать содеянное им. Но он хотел, чтобы она выслушала его до конца. И он безжалостно продолжил:
— Моя позитронная система действует без малого два столетия — и никаких признаков износа, никаких нежелательных изменений, и она может просуществовать века. А может — до бесконечности, кто знает? Самой науке о роботехнике всего каких-нибудь триста лет, откуда же знать, какой срок деятельности отпущен позитронному мозгу. Практически мой мозг бессмертен. И не это лиосновной барьер, который отделяет меня от человеческой расы? Люди терпят бессмертие роботов, потому что это свойство машины существовать долгое время, и никто из людей не боится этого. Но человек не способен смириться с мыслью, что человек не может быть бессмертным, он покорно принимает свою недолговечность, пока знает, что это общая судьба всех людей. Но стоит одному кому-нибудь обрести бессмертие, как каждый почувствует себя жертвой несправедливости. Вот почему, Чи, они отказывались признать меня человеком.
Ли Синг раздраженно спросила:
— Вы обещали добраться до главного. Так говорите же о главном. Я хочу знать, что вы сделали с собой, Эндрю?
— Я решил проблему.
— Решили? Каким образом?
— Много лет назад, когда мой позитронный мозг переместили в это андроидное тело, его подсоединили к органическим нервным волокнам, но тщательно изолировали от обменных процессов, иначе в конечном итоге это привело бы к его разрушению. И вот я прошел еще одну, последнюю операцию, чтобы изменить связи «мозг-тело». Изоляцию сняли. Мой мозг теперь подвержен тем же процессам старения, как и любая органическая субстанция. Теперь моя нервная система устроена так, что энергия из нее будет утекать — медленно, очень медленно.
Некоторое время морщинистое лицо Ли Синг ничего не выражало. Потом она поджала губы, стиснула кулаки.
— Вы хотите сказать, что все устроили для того, чтобы умереть? Нет! Нет, вы не могли сделать это! Это же нарушение Третьего Закона.
— Это не совсем так, Чи, — сказал Эндрю. — Существует не один способ умереть, Чи, и Третий Закон их не различает. А я различаю. Я решил поставить его перед выбором между смертью тела и смертью своих надежд и мечтаний. Позволить жить телу ценой гибели чего-то более существенного — вот в чем состоит нарушение Третьего Закона. Я мог бы жить вечно роботом. Но я предпочитаю умереть человеком.
— Эндрю! Нет! —вскричала Ли Синг. С поразительной для нее скоростью она выскочила из-за стола, схватила его руку, будто хотела встряхнуть его. Но она просто так сильно сжала ее, что ее пальцы глубоко утонули в его податливой синтетической плоти. — Эндрю, это вовсе не то, к чему вы стремились. Это ваша грубая оплошность. Верните себя в прежнее состояние.
— Не могу. Разрушено слишком многое. Операция необратима.
— И что же теперь?
— У меня остается еще год жизни примерно. Я еще протяну до двухсотой годовщины своего возникновения. Признаюсь — это моя слабость заставила меня так протянуть время. А потом — естественная смерть, Чи. Других роботов демонтируют, выводят из рабочего состояния, и на этом они бесследно кончаются. Я — первый робот, который умрет, если, конечно, я к тому времени еще буду чувствовать себя роботом.
— Не могу поверить всему этому, Эндрю. Что хорошего вы тут нашли? Вы разрушили себя — и ради чего? Ради чего? Не стоило делать это.
— А я считаю, что стоило.
— Тогда вы дурак, Эндрю!
— Нет, — мягко возразил он. — Если я наконец получу статус человека, тогда стоило, стоило того. А если я не получу этого статуса, ну что ж, тогда, по крайней мере, очень скоро придет конец моим бесплодным усилиям и страданиям, даже ради этого стоило сделать операцию.
— Страдания?
— Да, страдания. А вы считали, что я не способен страдать, Чи?