Позывной «Курсант»
Шрифт:
Панасыч снова выставил вперед руку, продемонстрировав нам кулак. Правда, мы уже не особо его разглядывали. Принимали упор лёжа. Кто-то просто молча. А кто-то, матерясь.
— Михалёв, задницу прими! Куда выставил?! А если враг?! Самое ценное отстрелит. Отжимаемся! На счёт раз касаемся грудью пола! На счет два выпрямляем руки! Раз! Два! Раз! Два!
Панасыч расхаживал туда-сюда с довольным лицом. Его физиономия буквально светилась от восторга. Не знаю, чему он больше радовался. Возможности погонять нас еще больше или тому факту, что тяжелее всех было именно Марку. Даже я, в теле Реутова, оказался достаточно выносливым, и это, кстати, не может не радовать. Значит, есть шанс подтянуть свои возможности. Хотя, как свои? Деда…
То, что Реутов — мой наиближайший родственник в голове укладывалось с трудом. Возможно, из-за того, что мы в реальной жизни никогда не встречались. Вернее, маленьким он меня, получается, видел, но я его, само собой, не помню.
— Раз-два! Раз-два! — Радостно повторял Шипко, явно не собираясь заканчивать этот марафон физкультурника.
Бернес не выдержал первым. В какой-то момент силы его оставили, и вместо очередного отжимания он просто уткнулся лицом в пол.
— Я больше не могу! — Простонал Марк.
— Встать! — немедленно среагировал Шипко, с довольной улыбкой наблюдая, как медленно мы принимаем вертикальное положение. Он медленно подошел к Бернесу и ласковым голосом спросил:
— Ну, так что, профессор Либерман? Вы осознали? Ощутили, какие части тела могут впитывать мои слова? Или надо их сделать более чувствительными?
— Почувствовал, товарищ сержант государственной безопасности! — ответил Бернес.
Но при этом лицо у пацана было такое, что я без малейших сомнений понял, ни черта он выводов не сделал. При первой же возможности снова попытается высмеять Панасыча.
— Вот видите… — Шипко окинул детдомовцев торжествующим взглядом.
Рядок наш, кстати, стал еще более кривым, чем изначально. А некоторые части этого рядка, в лице Василия, старались незаметно опереться плечом о стоявшего рядом Старшого.
— Я, может быть, не шибко образованный. Умные слова говорить не всегда умею! Но кое-что объяснить могу вполне доходчиво. Повторяю вопрос ещё раз! Все поняли, что мои слова надо слышать, а затем впитывать частями тела?
— Так точно! — гаркнули мы, и Шипко, наконец, успокоился. Он с довольным видом потер ладони, а потом скомандовал:.
— Тогда одеваем верхнюю одежду, строимся и выходим на улицу! Поработали, можно перекусить! Проголодались, наверное?
Отвечать никто не стал. Видимо, на всякий случай. Чтоб нам еще чего-нибудь не прилетело. Мы молча схватили куртки, пальто, тужурки, у кого что было, напялили их и выстроились в колону.
Николай Панасыч повёл нас в сторону двухэтажного здания, где я с утра наткнулся на директора.
— Че-то школа эта сильно напоминает совсем другое место…– Прокомментировал за моей спиной Подкидыш. — Не хватает вышек и собак. Вообще было бы один в один. Ходим строем. Работаем, как проклятые…
— Ты бы не каркал, Ванька… — Тут же отозвался Старшой.
— Не знаю, как вы… А я здесь ненадолго… — Заявил Подкидыш, но сразу замолчал, оглянувшись на Василия. Видимо, не только я считаю Зайца мудаком.
Тем более, мы уже подошли к основному корпусу и Панасыч, который топал впереди, остановился, дожидаясь, когда все соберутся в кучу.
По идее, этот день уже не мог стать хуже, чем был. По идее… Оказалось, нет предела совершенству…
Глава 17
В которой я узнаю, что не все «товарищи» мне — товарищи
Уже пора, наверное, привыкнуть к тому, насколько внезапно и с огоньком в моей новой жизни теперь приключаются различные события. А еще, кажется, я начал понимать, почему лицо материного родителя показалось мне похожим на лицо афериста со стажем. Просто, если сейчас я в его теле проживаю ту жизнь, которую реально прожил он, то все становится тогда на свои места. Реутов только и успевает, что прыгать из одной задницы в другую, потом выбираться из следующей, и практически сразу вхерачиваться в жир ногами.
Правда, это осознание, ровно как и мысль, что не такое уж плохое было лицо у деда, пришли ко мне чуть позже, после того, как закончился ужин. А пока…
Как говорится, ничто не предвещало беды. Впрочем, в тех условиях, в которых я оказался, сложно понять, что здесь вообще, с бедой. То ли она уже навалилась, то ли вот-вот станет еще бедовее, а все предыдущие проблемы и заботы — цветочки.
Шипко привел нас в столовую, которая располагалась в том самом основном корпусе.
— Везет кому-то… — Подкидыш крутил головой по сторонам и недовольно пыхтел. — Жратва под боком, душевую вон только что прошли. Поди сортиры здесь всяко культурнее, чем наша спальня…Почему нам какой-то обсосанный барак выделили…
— Ну, ты даешь. — Засмеялся Лёнька. — День всего в слушателях ходишь, а уже, ты погляди, сортиры ему подавай особенные…
— Цыц! — Прикрикнул Шипко. Мы как раз колоной вошли в столовую. — Вот сюда, на крючки вешаем свою одёжку. Аккуратно вешаем. Суеты не создаем. Что вы… Как бабы на базаре, честное слово…
Однако, детдомовцы, почувствовали запах еды. Им уже было до фонаря, в каком виде на крючках висит их одежда и что по этому поводу думает сержант государственной безопасности. Я, кстати, и сам проголодался так, что живот скрутило в морской узел только при одной мысли об ужине.
И надо отдать должное, ужин был просто королевский. Не сам по себе, конечно. Деликатесами баловать никто не собирался. Но в сравнении с тем, что приходилось есть в детском доме — настоящий праздник живота.
Когда перед нами появились тарелки с макаронами, сверху которых в каждой порции лежало по здоровенной котлете, салат из свежей капусты, хлеб и компот, впечатлился даже вечно недовольный Подкидыш.
— Вот это да-а-а…– Он наклонился вперед и провел носом сначала в одну сторону, потом в другую, прямо над едой. — Вот такой поворот мне по душе…