Позывные дальних глубин
Шрифт:
Кузьму при этих словах как ветром сдуло. Колбенев тоже не возражал. Он лишь снова и снова перечитывал текст штабного послания, пытаясь постичь в нём какой-то сакральный смысл, который сразу не открывался, но непременно должен был бы там присутствовать.
А за окном будто и не было непогоды. В тесную командирскую квартирку ворвалась внеплановая весна победы. И три друга от души праздновали её до утра.
22
Весть о награждении Непрядовского экипажа переполошила всю бригаду. Одни восприняли это известие как должное, другие с недоумением, а иные с чувством легкой зависти, мол, везёт же некоторым… Если комбриг Струмкин искренне порадовался за Непрядова, испытывая всё же перед ним в глубине души чувство собственной вины и неловкости за случившееся «недопонимание», то начальник политотдела Широбоков отнюдь
После вынужденного месячного перерыва Непрядов вернулся на лодку как ни в чём ни бывало, будто никогда и не оставлял её по злой прихоти судьбы. Но в экипаже его возвращение вызвало настоящее ликование. Подводный корабль в это время готовили к переходу в док, где надлежало произвести ему основательный ремонт. Глубинные бомбы все же изрядно повредили прочный корпус, и теперь требовалось его надёжно укрепить, чтобы снова можно было бы погружаться на большие глубины.
Егор чувствовал, что в его изменчивой жизни снова началась долгожданная полоса сплошных удач. За что бы ни брался, всё у него получалось наилучшим образом. Подписал механику заявку на расходные материалы и запчасти — все их получили сполна и без проволочки. Попросил начальника бербазы сделать в квартире ремонт — предложили переселиться в новое, более благоустроенное жильё. А в штабе намекнули даже, что его фамилия будет одной из первых стоять в списке поступающих в военно-морскую академию. И совсем уж подарком судьбы стало известие о том, что доковаться лодке предстояло в Ленинграде, на одном судостроительных заводов. Об этом Егор даже и не мечтал. Получалось, что теперь снова, по крайней мере до будущей весны, а то и до лета, он будет находиться в городе, куда не мог не стремиться всем сердцем. Там была Катя, там был Стёпка. И до родной Укромовки от города на Неве, как ему казалось, почти рукой подать.
А вскоре случилось нечто такое, что не только обрадовало, но и до крайности удивило Егора. Произошло это под вечер, когда Непрядов сидел на плавбазе в своей командирской каюте и подписывал ремонтные ведомости, стопкой лежавшие у него на столе. Занятие это было весьма утомительным и долгим, поскольку вникать приходилось во все мелочи предстоящих заводских работ.
Неожиданно дверь отворилась, и в каюту без стука, по-свойски вошёл капитан второго ранга Чижевский. Выглядел он как всегда неотразимо: шинель отличного пошива, фуражка тоже сделана на заказ, с высокой тульей. Подбородок подпирал шикарный белоснежный шарф, завязанный на шее каким-то артистически изысканным узлом — как у знаменитого оперного певца, боящегося простудить горло.
— Ты не слишком занят, командир? — спросил он вместо приветствия прямо с порога, небрежно стягивая с руки кожаную перчатку.
В ответ Егор лишь развел руками, как бы с видом Сальери говоря, «ну, когда мне, Моцарт, не до тебя…» Он хотел было подняться с кресла навстречу однокашнику, но тот предупредил:
— Нет. Лучше сиди на месте, а то упадёшь…
— С чего бы это вдруг? — удивленно спросил Егор, пожимая протянутую ему руку.
— Сейчас узнаешь, — бесстрастно промолвил Чижевский и, будто спохватившись, добавил. — Ах, да! Разреши, прежде всего, поздравить тебя с орденом.
Не торопись на сухую… Вот сейчас вместе поужинаем, там и поздравишь, — предложил Егор.
— Непременно, милорд! Только в другой раз. Я буквально вырвался с дежурства и должен сразу же возвращаться. Катер ждёт.
— Да что за спешка!
— А иначе нельзя. Подарочек я вам, Егор Степанович, торопился доставить в целости и сохранности. С тем, чтобы передать из рук в руки. Так надёжнее.
Повернувшись к двери, Чижевский громким голосом кому-то приказал:
— Эй, служивый! Давай-ка сюда этого беглеца.
За дверью послышалась какая-то непонятная возня, сопение, точно кого-то тянули силой.
— Чего уж там скромничать? — подбодрил Чижевский того, кто находился в коридоре. — Извольте входить, юный «Мцири».
Но вот дверь, наконец, отворилась. В сопровождении милицейского старшины появился мальчишка лет десяти, одетый в зимнее пальтецо и в большой шапке-ушанке с командирским «крабом».
— Стёпка?! — только и мог вымолвить опешивший Егор, узнав своего сына. От изумления и радости он и впрямь готов был вывалиться из кресла. Но уже в следующее мгновенье, с трудом подавив в себе нахлынувшую волну отцовских чувств, Егор строго спросил:
— Почему ты здесь? Как попал сюда?
Стёпка молчал, исподлобья посматривая на сердитого отца настороженным взглядом.
— О, это целая история! — поспешил пояснить Чижевский. — Сегодня утром в штаб к нам неожиданно позвонили из милиции и поинтересовались, не служит ли у нас некто по фамилии Непрядов. Выяснилось, что на вокзале был задержан сбежавший из дома этот вот юноша, — Чижевский поклонился в сторону Стёпки, — который отправился в дальний вояж зайцем, чтобы разыскать своего папу. Хорошо ещё, что финал этой одиссеи выпал на моё дежурство, и я сразу догадался, кто этот храбрый зайчишка.
— Степан, так почему ты здесь? — снова повторил Егор свой вопрос, пытаясь придать голосу надлежащую строгость.
Но Стёпка уже чуть не плакал, глядя себе под ноги.
— Не ругай его, — наклонив голову, доверительно шепнул Чижевский на ухо Егору. — Полагаю, здорово соскучился по тебе, вот и сбежал из дома.
— Ладно, разберёмся, — отступчиво сказал Егор. Взяв у старшины сопроводительный лист, он расписался в получении своего беглеца.
— И слава Богу, что так всё хорошо обошлось, — говорил пожилой усатый милиционер, пряча расписку за отворотом шинели. — А то ведь мог бы и не сыскать вас, товарищ капитан второго ранга. Сколько таких вот шустриков по поездам, да по вокзалам шастает! А в дороге случается всякое, тут и до беды недолго. Бывает, такая вот несмышлёная пацанва к ворам, да проходимцам всяким прибивается, а то и того хуже — под колёса попадают. И такое случается, — откозыряв напоследок, старшина посетовал. — Ловим их, ловим, а они всё бегут куда-то, бегут… Раньше такого не было. Порядка и строгости больше было.
Ещё раз извинившись, что не может и минуты лишней повременить, Чижевский заторопился на поджидавший его штабной катер.
Милиционер последовал за ним.
Оставшись наедине с сыном, Непрядов позволил себе скупо улыбнуться. А Степка, только этого и ждавший, кинулся к отцу и повис у него на шее. Щеки у мальчика были уже мокрые от слёз.
— Степа-ан Егорыч, — укоризненно говорил Непрядов, гладя сынишку по голове. — Будь мужчиной! Моряки же мы с тобой, или нет?
И уже в следующее мгновенье Степка улыбался. В его глазах светилось столько искренней детской радости, что Егор и сам едва не прослезился. Они не виделись больше года, и Егор заметил, как подрос за это время его сынишка. Он был все такой же лобастенький и крепенький как гриб-боровичок, вдруг объявившийся после тёплого дождя. Все такие же у него небесно голубые, удивительной чистоты глаза, будто в подарок от самого Непряда Московитина, глядевшего на мир Божий из глубины веков. Стёпка ещё этого не знал и даже не догадывался о том, сколько силы и таинства было заложено в глубине его детского взгляда. Но Егор это понимал, чувствовал. Будто неземное озарение возникало всякий раз от мимолетного соприкосновения детского горя и радости. Открывалась какая-то ранее сокрытая бездна человеческого естества, в которую было страшно заглянуть. И это удивляло, трогало Егора до глубины души, заставляя слегка робеть перед собственным сыном. Бывало, он даже боялся заглядывать в степкины распахнутые глазищи, словно не готов ещё был к восприятию этой извечной непрядовской тайны бытия. Но в минуты крайнего смущения не оставалось ничего другого, как утешать себя простой и понятной истиной: какой же отец, от безмерной любви, не боготворит собственного сына — то лучшее, что он сотворил на этой земле для продолжения рода людского?
Стёпка и представить себе не мог, каким огромным содержанием и смыслом наполнил он своим появлением жизнь отца — этого исстрадавшегося, огрубевшего в дальних плаваниях морехода. Это был нежданный подарок судьбы, которому нет цены.
Какое безмерное удовлетворение души испытывал Егор от всего, что теперь касалось их обоих. Он не стал досаждать сыну излишними упрёками и расспросами. И так все было ясно. Видимо, наступил тот самый переломный момент, когда Егор стал просто необходим своему сыну. И никто из родных и самых близких уже не мог его Стёпке заменить. Сын взрослел, и отец должен был теперь с ним о многом поговорить по-взрослому.