Прабхупада Лиламрита

Госвами Сатсварупа Даса

— Свамиджи хочет поиграть на барабане.

Молодой человек уступил.

Брахмананда: Свамиджи начал играть, и руки его буквально танцевали на мембранах. Всех так поразило, что Свамиджи умел на нем играть! До сих пор мы все видели только бонго, и я думал, что это и есть настоящий индийский ударный инструмент. Но когда откуда ни возьмись появился этот двусторонний барабан и Свамиджи начал играть на нем, как настоящий виртуоз, это вызвало экстаз в сотню раз больший, чем его игра на бонго.

После киртана Бхактиведанта

Свами попросил молодого человека одолжить ему свой барабан на один вечер, для записи. Тот сначала заупрямился, но преданные пообещали на следующий же день вернуть инструмент. Он согласился принести его на следующий день, вечером. Когда он вышел из храма, преданные решили, что никогда больше не увидят ни барабана, ни его владельца, но на следующий день, за несколько часов до отъезда Свамиджи в студию, парень со своим инструментом вернулся.

Был холодный декабрьский вечер. Свами, одетый в свое обычное шафрановое дхоти, твидовое пальто и пару серых туфель (которые уже давно заменили его старые резиновые туфли с загнутыми носками) и пятнадцать его учеников с музыкальными инструментами в руках погрузились в «фольксваген-вэн» Рупануги, и вся эта компания поехала в студию.

Брахмананда: Наша запись началась не сразу — до нас там была еще одна группа, и нам пришлось немного погулять по Taймс-сквер. Мы со Свамиджи просто стояли там и рассматривали уличную иллюминацию и рекламу индустрии наслаждений, как вдруг к нам подошла какая-то женщина и громко и размеренно спросила:

— Здравствуйте. Откуда вы?

Свамиджи ответил:

— Я монах из Индии.

Тогда она сказала:

— О, чудесно! Рада познакомиться! — пожала руку Свамиджи и отошла.

В студии преданных восприняли как обычную рок-группу. Один из музыкантов спросил, как они называются. Хаягрива, смеясь, ответил: «Певцы „Харе Кришна“». Конечно, большинство преданных не были настоящими музыкантами, но что касается инструментов, которые они принесли с собой, — тамбуры, большой фисгармонии, подаренной Алленом Гинзбергом, ударных — за несколько последних месяцев ребята довольно неплохо набили руку. Не сомневаясь в своих способностях, они вошли в студию. Они просто следовали за своим Свамиджи. Он знал, как играть, а они знали, как ему подыгрывать. Преданные не были обычными музыкантами, каких немало на белом свете. Да, они тоже играли музыку, но это была не просто музыка — это была и медитация, и поклонение.

Бхактиведанта Свами уселся на коврик посреди студии и сидел там, пока инженеры настраивали микрофоны и рассаживали преданных по студии, с учетом их инструментов. Звукорежиссеры попросили, чтобы было только две пары каратал, и предложили добавить несколько пар деревянных палочек для отбивания ритма, а некоторым преданным пришлось просто хлопать в ладоши. У Рупануги любимым инструментом была пара медных индийских колокольчиков без язычков. Когда звукооператор их увидел, он подошел и попросил:

— Дай-ка послушаю.

Рупануга извлек из них звук, и оператор сказал, что сойдет. Равиндра-Сварупа должен был создавать фон на фисгармонии,

поэтому сел со своим микрофоном немного поодаль, а для тамбуры у Киртанананды был отдельный микрофон.

Когда все было готово, звукорежиссер подал преданным знак, и Свамиджи начал петь, подыгрывая себе на барабане. К ударам барабана присоединились звуки каратал и палочек для отбивания ритма и хлопки в ладоши. Пение продолжалось минут десять, пока из застекленной студии не вышел режиссер и не остановил их: Брахмананда хлопал слишком громко, нарушая гармонию. Режиссер вернулся в кабину, надел наушники, отрегулировал уровень записи и снова подал знак. На этот раз получилось лучше.

Вначале вступила тамбура с ее глуховатым и одновременно гулким звоном. Спустя секунду вступил с барабаном Свамиджи. Раздался его голос: ванде 'хам шри-гурох... Затем весь ансамбль — тамбура, фисгармония, деревянные палочки, караталы, колокольчики Рупануги, — отдав швартовы, вышел в спокойное море святого имени: лалита-шри-вишакханвитамш ча...

Голос Свамиджи звучал очень мелодично. Ребята не просто делали запись — они играли с любовью. Игре сопутствовало ощущение успеха и единства — это был вечер, венчающий все предыдущие месяцы совместного пения.

...шри-кршна-чаитанйа прабху-нитйананда...

Несколько минут Свамиджи пел молитвы один, а потом, после короткой паузы (музыка ни на секунду не прекращалась), все вместе запели мантру: Харе Кришна, Харе Кришна, Кришна Кришна, Харе Харе. В музыке Бхактиведанта Свами оказался столь же искусен, как в приготовлении прасада и в чтении лекций.

Звукооператорам понравилось: если и дальше пойдет в том же духе, будет здорово. Все звучало отменно — и барабаны, и голоса. Немного не хватало согласованности, но это была особая запись, не подготовленная заранее. «Певцы „Харе Кришна“» делали свое дело, и делали его отлично. Алан Колмен был в восторге — это был настоящий звук! Не исключено, что пластинка будет пользоваться спросом.

Пропев мантру несколько раз, преданные немного расслабились, как будто играли в храме, уже не боясь ошибиться. Они просто пели, ритм ускорялся и вскоре стал более устойчивым. Иногда слово «Харе» звучало как бы со вскриком, но это было непосредственной реакцией на мелодию Свами, а не искусственным нагнетанием эмоций. Прошло десять минут. Пение становилось быстрее, громче и еще быстрее — Свамиджи отбивал на барабане все более причудливые ритмы, и вдруг... все остановилось, только тихо продолжала гудеть фисгармония.

Алан вышел из студии:

— Это было здорово, Свами! Просто здорово! Прямо сейчас будете записывать обращение к слушателям? Или вы устали?

Бледный, веснушчатый Алан Колмен с вежливым участием всматривался в лицо Свами через толстые стекла своих очков. Свамиджи казался усталым, но ответил:

— Нет, я не устал.

Потом, сидя в студии, преданные наблюдали, как Бхактиведанта Свами читает заранее подготовленную речь:

— Как объясняется на обложке пластинки...

Преданные с облегчением отметили, что, несмотря на акцент, текст он читает совершенно отчетливо, как профессиональный диктор.