Прах и тень
Шрифт:
— Уотсон! — позвал меня Холмс, услышав, что я вошел. Он сбросил забрызганную грязью одежду и выглядел, как всегда, безупречно, лишь изредка потирая плечо. — Куда вы положили… Разрази меня гром! — прорычал он, увидев, кто стоит рядом со мной.
— Тависток назвал свой источник информации. Он знает, где живет Беннетт.
— Этот изверг сменил адрес, покинув свое жилище в Сити, — парировал Холмс, все еще что-то высматривая. — Если бы Беннетт этого не сделал, мне бы сейчас не пришлось выяснять, в каком банке он хранил деньги и где предпочитал покупать табак, обыскивать бывший кабинет мистера Беннетта
— Мистер Тависток знает, где Беннетт провел прошлую ночь. До того… как это случилось, — добавил я, запнувшись.
— Да вот же они! — Схватив коробок спичек, детектив зажег сигарету и взглянул на газетчика с холодным презрением. — Какой интересный поворот событий! Видимо, вас одолело любопытство? Решили выяснить, какими исследованиями занимался Беннетт? Вы неотступно следовали за ним до самого дома, видели, как он вновь вышел из него, что, очевидно, восприняли как повод забраться внутрь. У вас ссадина ниже правого запястья — как раз там, где она и должна остаться у взломщика-любителя, проникающего в дом через окно, вместо того чтобы прибегнуть к отмычке. Воск дважды капнул вам на рукав. Значит, в доме вы зажгли огарок свечи и осмотрелись. Как я полагаю, ваш взгляд упал на один из трофеев Беннетта, и тогда его необыкновенная прозорливость стала вам более понятна. Красный рубец от горячего воска на тыльной стороне вашей ладони красноречиво свидетельствует, что ваша находка была весьма необычной. И вы в панике покинули жилище Беннетта. Я достаточно близок к истине?
Наш гость, широко раскрыв глаза, с благоговением уставился на сыщика:
— Все было как вы сказали… Бога ради, мистер Холмс, помогите мне. Пережить это выше человеческих сил.
Никогда не видел раньше такого отвращения во взгляде Холмса, и надеюсь, что больше не увижу. Однако это выражение быстро исчезло с его лица, и он медленно приблизился к нашему визитеру:
— Итак, мистер Тависток, я действительно собираюсь вам помочь. Вот мое предложение. Если вы скажете, где скрывается эта крыса, я не стану оповещать весь Лондон о том, что вы сообщник Джека Потрошителя, не буду добиваться вашего ареста за незаконное вторжение в чужое жилище и не выброшу вас из окна.
Лесли Тависток уставился на Холмса, разинув рот, и прошептал:
— Я не знаю, где он живет.
— Не понял вас, сэр, — очень тихо сказал Холмс.
— Я шел за ним, но не имел никакого понятия, где нахожусь. Все эти извилистые улочки и повороты…
— Мистер Тависток, — прервал его детектив, — сейчас вы расскажете обо всем, что запомнили, когда проследовали за Беннеттом до его жилища. И не забывайте, что перед вами человек, терпение которого на исходе.
Презренный трус повернулся к окну, спрятав в тень свое все еще кровоточащее лицо, и закрыл глаза в отчаянной попытке сосредоточиться.
— Это было темное, грязное место. Дома низкие и очень старые.
— Кирпичные или деревянные?
— Деревянные.
— Отдельно стоящие дома или коридоры, ведущие к многочисленным входам, как в трущобах на Флауэр-энд-Дин-стрит?
— Там было много дверей и проходов. Только дом Беннетта располагался отдельно.
— Какие-нибудь склады?
— Нет, только эти жуткие
— Торговцы, рынки там были?
— Ничего такого.
— Какой-нибудь транспорт?
— Простите?
— Кэбы, кареты «Скорой помощи», возы с сеном, высокие двухколесные экипажи с местами для собак под сиденьями? — рявкнул Холмс.
— Никаких санитарных карет. Тележки были.
— Значит, это не рядом с больницей. Поездов не было слышно?
— Не припомню.
— Колокола не звенели?
— Да, мистер Холмс! — вскричал Тависток. — Я слышал звон колоколов. Очень близко, над самой головой.
— Тогда вы находились рядом с церковью Крайстчерч, далеко от железной дороги. Проходили мимо каких-то заметных объектов?
— Там был паб на углу с облупившимися позолоченными буквами над дверью и изображением девушки…
— Это «Принцесса Алиса» на пересечении Коммершиал-стрит и Уэнтворт-стрит. В какую сторону вы шли?
— Не помню…
— Паб остался справа или слева? — настаивал Холмс, сжав зубы.
— Справа.
— Вы сначала пересекли более узкую улицу на углу, где расположено это здание, или более широкую несколько дальше?
— Узкую, да, точно.
— Тогда вы шли на север. Вы и дальше направились этим путем?
— Насколько я помню, повернул направо.
— Проходили до этого мимо еще одного паба?
— Кажется, нет.
— Значит, вы не шли мимо «Квинз Хед», а были или на Трол-стрит, или на Флауэр-энд-Дин-стрит. Аптека на углу была?
— Нет, сэр. Кажется, конюшня.
— Лошадей видели?
— Да. Дом, в который он вошел, был один такой, с отдельным входом и пространством перед ним. Он стоял слева по ходу.
— Тогда получается, что он живет или в доме двадцать шесть или двадцать восемь по Трол-стрит. — Сыщик сделал пометку в блокноте. — Итак, мистер Тависток…
— Что, мистер Холмс?
— Я предлагаю вам все это забыть. Я тоже постараюсь не вспоминать о вас. Ясно я выразился?
— Абсолютно понятно, мистер Холмс.
— А теперь, — сказал мой друг очень тихо, но я почувствовал, что его терпению приходит конец, — вон из моего дома!
Тависток выдохнул что-то невнятное и исчез.
— Холмс, — сказал я. — Это было удивительно.
— Чепуха, — ответил он, глубоко вдохнув табачный дым. — Элементарная цепочка умозаключений.
— Нет, даже не ваши выводы. Тот хук справа, что вы нанесли.
— А, это, — сказал он, глядя на костяшки пальцев, на которых появились синяки. — И впрямь удивительно.
Через некоторое время, когда мы зарылись в утренние газеты, устало потягивая горячий кофе, сильно приправленный спиртным, Холмсу пришла телеграмма. На тонкой желтой полоске бумаги было написано:
Новое убийство обнаружено на Миллерз-Корт в Спиталфилдзе. Никаких улик, позволяющих установить личность преступника. Завершено первичное медицинское обследование, причина смерти — перерезанное горло. Повреждения трупа слишком многочисленны, чтобы их перечислять. Орудие убийства, по всей вероятности, тот же шестидюймовый обоюдоострый нож. Сердце вырезано. Помоги нам всем, Господи.