Практическая романтика
Шрифт:
— Ты просто присутствуешь, чтобы штат не расслаблялся?
— Да брось. И бухгалтерию проверяю, и графики смен подписываю, и отчеты для инвесторов накидываю, и собеседования провожу — вчера посудомойку принял, но только потому, что у нее очень симпатичные тылы. Как увидел, так сразу и принял. Должно же во мне хоть что-то человеческое остаться, не вытравленное этой бухгалтерией.
— Докажи! Если ты хоть на пять процентов говоришь правду, то в этих папках ориентируешься в пять раз лучше меня!
— Разумеется. Так
— Герман! Последний автобус через полтора часа, а мы, по большому счету, даже не начинали!
— Отвезу я тебя, чего разоралась? А как с твоей родней дела?
— Отлично у меня все с родней!
— А, психуешь. Значит, плохо. Съезжать не собираешься?
— Уже написала в деканате заявление на комнату в общежитии.
— Там же вроде нехватка, с пригорода студота все разбирает. Рассматривают в первую очередь сирот и тех, у кого в городе вообще никакой родни. Это мне Мишель рассказывал, он одно время к одной в общагу наведывался, пока через неделю не понял, что она ему не по статусу.
— Именно потому мое заявление и лежит с начала второго курса!
— А, снова психуешь. Видимо, это означает, что денег на аренду квартиры у тебя нет? А гордость не позволяет выставлять Юрцу счет за каждую встречу с его родственниками?
Я испепелила его взглядом, но у Германа хватило наглости не испепелиться. Он даже продолжил тем же тоном:
— Здесь оставайся, уже свободные номера есть, а к зиме совсем пусто станет. На учебу будем вместе ездить. А счет за проживание я тебе потом выставлю, когда ты за Раевского или кого-то настолько же платежеспособного замуж выскочишь.
— Герман, — я зло сощурилась. — Ты чего хочешь вообще?
— В кино тебя пригласить, — он даже глазом не моргнул. — Но комплексую по поводу своей внешности и тормознутости.
Ай, вот улыбка полезла совсем некстати — она просто вылезла, вопреки всем законам здравого смысла! И чтобы обозначить, что улыбаюсь я шутке — шутку и продолжила:
— Как Кеша?
— Хуже. После нескольких очевидных отказов прямым и косвенным текстом это сделалось еще сложнее. Теперь просто уже так самооценка в задницу забита, что и слова выдавить не могу.
— Заметно. Ты, случайно, свой же собственный диплом писать не захотел?
— Очень. Останешься?
— Нет, конечно! Я бы еще к тебе на содержание не переходила!
— Услышал, — он подался вперед и все же взял подшивку за прошлый год. — Ладно, выписывай, я буду диктовать, потом посчитаем в Excel, это будет намного быстрее.
Я радостно пододвинула к себе листы и застыла в ожидании.
— Ура, наконец-то!
— Ты даже за январь не выписывала? Тогда давай с января начнем… Не знаешь, какой срок дают за похищение человека?
— Герман!
— Один миллион двести тринадцать, запятая, ноль три. Так что ты ему сказала? Что он целуется не так горячо, как некоторые?
— Герман!
— Февраль пиши. Один миллион семьсот сорок четыре… Ульяна, ты все еще дергаешься, если тебя внезапно обнять?
Я, наверное, не очень умная, если до меня только на августе дошло, что динамика выглядит странной, будто бы цифры откуда-то из головы придумываются. После небольшой драки я все-таки вырвала у него папку, заглянула и заверещала:
— Ты специально?! Я же на автобус опоздаю, целый день впустую потратила!
— Сказал же, что увезу.
— Ты много чего говорил! Как тебе верить?
— Вот тут ты права, Ульяна, мне верить вообще нельзя. Пойдем на пляж? Там сейчас круче, чем летом.
Карина Петровна сопроводила наш поход по коридору скептическим взглядом. Странно, наверное, выглядело, как Герман меня тащит за руку, я бурчу и отговариваюсь, но на самом деле не особенно пытаюсь вырваться. Ну, потому что тоже захотелось посмотреть на море в сентябре.
И там уже сразу забылись все отчеты. Теплый ветер, не особенно жарко, но купается столько людей, сколько я даже летом не всегда видела. Честное слово, если бы прихватила купальник, то не выдержала и залезла бы в воду.
Выдохнула искренне:
— Клянусь, что если бы мне пришлось провести на этом месте всю жизнь, то я бы ни секунды не жалела.
— Ты недавно отказалась от этого же предложения, — голос Германа раздался прямо за моей спиной. — Не поворачивайся, стой так, смотри на море, — он удержал меня за плечи. — Ульяна, я сейчас обниму. Готова?
Я готова не была, да он и не ждал ответа, просто обхватил меня руками за живот и притянул к себе, прижимаясь лицом к основанию шеи. И прошептал, не давая мне возможности опомниться:
— А я клянусь, что мое отдал бы только Юрке.
— Я не твоя, Герман, — вообще-то я хотела сказать это громко, но получилось тоже едва слышно.
— Знаю. Но ты, кажется, все-таки плохо поняла мой характер. Керны не сдаются, когда уже расписали прогнозы в своей бухгалтерской отчетности. Видишь ли, ты настолько боишься в меня влюбиться, что придется мне перестать быть уступчивым зайцем и начать напирать. Начну издалека — ты пойдешь со мной в кино.
— Ты забыл о вопросительной интонации, заяц уступчивый. Обычно об этом вкрадчиво спрашивают, надеясь на положительный ответ.
— В кино, — повторил он. — А сегодня здесь останешься. Позвонишь своей родне, предупредишь. И будем сидеть на берегу, пока снег не пойдет.
— Ни за что.
— Боишься влюбиться за один малюсенький вечерок?
Я медлила очень долго, а потом призналась:
— Боюсь.
Он же в этом услышал что-то свое, потому что прижал меня еще сильнее и рассмеялся громко, как будто напряжение отпустил. И меня после выпустил из рук, как если бы больше ни о чем не беспокоился.