Практические занятия по русской литературе XIX века
Шрифт:
Студенты обращаются к сопоставлению того, как раскрывают литературную среду 1830–х и 1840–х годов Аксаков и Герцен (в 4–й части «Былого и дум»). Поставив своей задачей дать картину общественной жизни «молодой литературносветской» Москвы, Герцен рассматривает ее в движении. Некогда в таких гостиных «царил А. С. Пушкин», «декабристы давали тон». Здесь «смеялся Грибоедов», «М. Ф. Орлов и А. П. Ермолов встречали дружеский привет, потому что они были в опале… наконец, А. С. Хомяков спорил до четырех часов утра, начавши в девять… К. Аксаков с мурмолкой в руке свирепствовал за Москву, на которую никто не нападал…» [395] .
395
Герцен А. И. Собр. соч. в 30–ти томах, т. IX. М., 1956, с. 153.
Аксакову важно показать в подобной гостиной Гоголя, который обещал прочитать для его гостей свою пьесу. То напряжение, с которым ожидали появления Гоголя и хозяин, и его гости, говорит о большом значении, какое приобретает уже в это время Гоголь и его произведения. Объективность аксаковских свидетельств подтверждается совпадением
Осознание различий в позициях Аксакова и Герцена поможет студентам разобраться в идейно–литературной борьбе того времени. Различия эти проявились в отрицательном отношении С. Т. Аксакова, как и славянофилов вообще, к Белинскому (в 1841 г.), в отношении к брошюре К. С. Аксакова «Несколько слов о поэме Гоголя «Похождения Чичикова, или Мертвые души» и, главное, в отношении к русской действительности в целом. Следует напомнить, что в 1839 г. Белинский периода примирения с действительностью, «раздраженный и недовольный, уехал в Петербург и оттуда дал по нас последний яростный залп… «Бородинской годовщины», — писал Герцен в «Былом и думах». И там же добавлял, что вскоре после их встречи в Петербурге Белинский порвал со своим примирением: «с этой минуты и до кончины Белинского мы шли с ним рука в руку». Если С. Т. Аксаков с известными исправлениями приемлет русскую действительность, то Герцен беспощадно осуждает ее. Он саркастически высмеивает систему управления, «канцелярские формы вместо законов и фельдфебельские понятия вместо правительственного ума» [396] . «Былое и думы» Герцена — это страстный, обвинительный акт против правителей России эпохи Николая I. Критика Аксаковым крепостничества в России кажется бледной рядом с разоблачениями Герцена, который говорил, что «все преступления, могущие случиться… со стороны народа против палачей, оправданы вперед!»
396
Там же, с. 79.
Остановимся на сопоставлении книги Аксакова с соответствующими главами «Былого и дум» Герцена, что поможет студентам полнее представить, как отразилась литературная жизнь 1830—1840 гг. в «Истории моего знакомства с Гоголем». В этой работе будем привлекать и воспоминания П. В. Анненкова. Ни одному из произведений Гоголя Аксаков не придавал такого значения, как «Мертвым душам». В «Истории моего знакомства с Гоголем» он показал, какую роль эта поэма сыграла в его личной жизни, в жизни его семьи, всей читающей России. С. Т. Аксаков чрезвычайно высоко ценил художественную значимость поэмы Гоголя, ее правду, но мало говорил об ее общественном звучании и разоблачающей силе.
В четвертой части «Былого и дум» Герцен пишет о появлении в России «замечательной книги», сравнивая внимание к ней с тем интересом, который в Англии и Франции вызывают парламентские прения. Герцен подчеркивает этим свою мысль о том, что в периоды «возбужденности умственных интересов» «литературные вопросы, за невозможностью политических, становятся вопросами жизни». В периоды подавленности «всех других сфер человеческой деятельности» только в книжном мире «глухо и полусловами» осуществлялся «протест против николаевского гнета» Герцен не сообщает, какую «замечательную книгу» он имеет в виду. Но в черновиках он прямо называет «Мертвые души» Гоголя. Для Герцена поэма Гоголя представляла прежде всего огромный общественно–политический интерес.
Для Герцена, как и для Аксакова, Гоголь был главой литературы. На страницах «Былого и дум» имя Гоголя встречается постоянно. Герцен вспоминает о персонажах Гоголя, с которыми он никогда не расстается. Рассказывая о друзьях — Грановском, Галахове, передавая то впечатление, какое произвел на него рассказ последнего, он говорит: «Много смеялись мы его рассказам, но не веселым смехом, а тем, который возбуждал иногда Гоголь». Гоголь — гениальный писатель, обличитель чиновничества и поместного дворянства, выразитель сокровенных дум народа. Не по своему происхождению, а по своим вкусам и складу ума он выходец из народа. Гоголя–сатирика Герцен считает великим патриотом России, самым нужным для нее человеком. С огромной силой Герцен выразил свои мысли о Гоголе в книге «О развитии революционных идей в России», где он знакомил западных читателей с Россией, ее народом, ее революционным прошлым и ее литературой.
От характеристики отношения Аксакова и Герцена к Гоголю переходим к сопоставлению позиций мемуаристов на более широком материале. О важнейших событиях из жизни «Молодой России» в начале 1840–х годов Герцен рассказал в главах «Наши» и «Не наши» (в 4–й части «Былого и дум»). Тогда «оба стана» стояли «на барьере», тогда «страстный и вообще полемический характер славянской партии особенно развился вследствие критических статей Белинского…».
Отразилась ли в книге Аксакова та борьба, о которой говорит Герцен? Последовательно и правдиво излагая историю своих отношений с Гоголем, Аксаков, подойдя к началу 1840–х годов, не может не касаться борьбы «двух станов», составляющей существенную сторону жизни русской интеллигенции. Освещает он эту борьбу не с герценовских, а с противоположных позиций. Аксаков пишет, что в конце 1841 г., когда Гоголь приехал в Россию для издания «Мертвых душ», Аксаков и его друзья были недовольны тем, что Гоголь послал свою поэму к цензору А. В. Никитенко через Белинского.
В откровенности аксаковского признания, что славянофилы в это время «терпеть не могли» Белинского, трудно не усмотреть ослепляющей нетерпимости враждебного Герцену и Белинскому направления. Аксаков обнажает здесь позиции славянофилов, которые не прощали Белинскому не только его убеждений, но и его переезда в Петербург и сотрудничества в «Отечественных записках». Несогласия со славянофилами было достаточно, чтобы обвинить критика. «У нас, — писал Аксаков, — возникло подозрение, что Гоголь имел сношение с Белинским, который приезжал на короткое время в Москву, секретно от нас, потому что в это время мы все уже терпеть не могли Белинского, переехавшего в Петербург для сотрудничества в издании «Отечественных записок»…» (56). Это признание Аксакова обнажает причины, по которым Гоголь вынужден был скрывать свои отношения с Белинским: к этому писателя толкала заведомая враждебность близких ему славянофилов к критику. Их настороженное внимание к отношениям Гоголя и Белинского заставляло писателя держать в секрете свои встречи с Белинским, многое в которых остается непроясненным для нас.
Необходимо подчеркнуть отдельные расхождения Аксакова с большинством славянофилов, хотя сделать это и не просто. Эти расхождения студенты обнаружат, в частности, в высказываниях С. Т. Аксакова об отдельных произведениях Гоголя. Он видит в Гоголе «поэта жизни действительной», тогда как и К. Аксаков, и С. П. Шевырев не видели этой самой сильной стороны Гоголя. Отчетливо выступают различия между С. Т. Аксаковым и славянофилами в отношении к Белинскому в 1846— 1848 гг.
Привлечение воспоминаний П. В. Анненкова «Замечательное десятилетие. 1838—1848 гг.» позволяет студентам сопоставить сообщение Аксакова о тайных встречах Гоголя с Белинским с тем, что говорит об этом Анненков. Уже одно это сопоставление послужит ярким примером литературно–общественной борьбы 1840–х годов. Умеренно либеральный западник Анненков совершенно иначе, чем С. Т. Аксаков, пишет об отношениях Гоголя и Белинского. Он говорит о важном значении Белинского в жизни Гоголя, о том значении, которое имела для Гоголя статья Белинского «О русской повести и повестях Гоголя» (1835). «Она и уполномочивает нас сказать, что настоящим восприемником Гоголя в русской литературе, давшим ему имя, был Белинский» [397] . Анненков свидетельствовал, что Гоголь «был доволен статьей, и более чем доволен: он был осчастливлен статьей, если вполне верно передавать воспоминания об этом времени» [398] . По словам Анненкова, «для поддержания, оправдания и укоренения его (Гоголя. — Э. В.) в общественном сознании Белинский издержал много энергии, таланта, ума, переломал много копий, да и не с одними только врагами писателя, открывавшего у нас реалистический период литературы, а и с друзьями его» [399] . Высоко оценил Анненков и роль Белинского в отношении «Ревизора». Благодаря Белинскому «Ревизор» Гоголя, потерпевший фиаско при первом представлении в Петербурге и едва ли не согнанный со сцены стараниями «Библиотеки для чтения», которая, как говорили тогда, получила внушение извне преследовать комедию эту как политическую, не свойственную русскому миру, возвратился на сцену уже с эпитетом «гениального произведения» [400] . Анненков упоминает и о тайном свидании Гоголя с Белинским в Москве, и о встречах их в кругу петербургских знакомых, но личные дружеские отношения между ними пока не возникли. Анненков был убежден, что «философский оптимизм» Белинского, т. е. его примирение с русской действительностью, разложился и под влиянием Лермонтова и Гоголя. Он говорит, что Белинский не устоял «под действием поэта реальной жизни,каким был тогда Гоголь» [401] . Выход «Мертвых душ» вызвал статью К. Аксакова, который писал, что по акту творчества Гоголь равен Гомеру. Статья эта не понравилась Белинскому нвызвала горячие возражения его. «Белинский, — как пишет Анненков, — с этого момента воспринимался «яко зло» в лагере славянофилов» [402] . Белинский с восторгом приветствовал книгу Гоголя, которая явилась нежданной помощью в его могучей проповеди. «Все силы своего критического ума напрягал он, — пишет Анненков о Белинском, — для того, чтобы отстранить иуничтожить попытки к допущению каких-либо других смягчающих выводов из знаменитого романа, кроме тех суровых, строго обличающих, какие прямо из него вытекают» [403] .
397
См.: Анненков П. В. Литературные воспоминания. М., 1960, с. 174.
398
Там же, с. 175.
399
Там же.
400
Там же, с. 176.
401
Там же, с. 177.
402
Там же, с. 240.
403
См.: Анненков П. В. Литературные воспоминания. М., 1960, с. 244.
Студенты видят, что Анненков более правильно, чем Аксаков, понимал значение Белинского для Гоголя. В процессе беседы постепенно выясняются ценность и значение мемуаров Анненкова, а также их слабые стороны [404] . Мемуары Анненкова не однородны и в жанровом отношении. Художественные и красочные зарисовки их постоянно прерываются авторскими рассуждениями, очень похожими на литературно–критическую статью. И самое существенное состоит в том, что эти две стороны воспоминаний Анненкова отнюдь не равноценны по своим достоинствам. В «Замечательном десятилетии» имеются такие страницы, как описание совместного проживания Анненкова с больным Белинским в 1847 г. в Зальцбрунне или описание лета 1845 г. в селе Соколове, где жили Грановский, Кетчер и Герцен, или рассказ Анненкова о его встречах с К. Марксом и др. Все это написано живо, со скульптурной выразительностью, исключительно интересно. Анненков умеет заметить «полузастенчивую и полунасмешливую улыбку» Гоголя, особую грусть Белинского, его добродушие, походившее на детскую ласку, «красивый парик» и чрезвычайно умные глаза Боткина и т. д.
404
Вопрос о позициях П. В, Анненкова–мемуариста очень интересен и сложен. Можно предложить студентам тему для специального доклада «П. В. Анненков–мемуарист» (на материале «Замечательного десятилетия»).