Практическое пособие по охоте за счастьем
Шрифт:
Сапожник должен быть в сапогах. Иначе заказчики будут сомневаться и будут спрашивать:
— А ты, вообще-то, шить умеешь?
И меня будут спрашивать:
— Советы ты давать мастак. А сам-то ты им следуешь?
Следую!
И что, получается?
Получается!
Что получается?
Все. Все, за что я ни брался. И что казалось невозможным.
— Ничего у тебя не получится! — пророчили мне. — Это мы тебе как близкие друзья говорим. И не одни мы
Чего-чего, а такого я наслушался!.. Хорошо, что не прислушался.
— Да куда, да на чем?! — крутили у виска пальцем, когда я готовил первое свое морское плавание. — Сто метров проплыть не сможешь — потонешь! На таком-то корыте!.. Да и сто не сможешь, потому что не дадут тебе. Портнадзор, рыбнадзор, водная милиция, пограничники, КГБ… — загибали пальцы. Очень убедительно загибали, так, что хотелось бросить эту безнадежную затею и отправиться в поход выходного дня на автобусе по Золотому кольцу.
Не бросил. Удержался.
И все было: и рыбнадзор, и КГБ… И еще штили, штормы, сумасшедшая жара, безводье, голод, двухнедельная робинзонада на необитаемом острове.
Такое было!..
Что еще захотелось.
— Ты что, с ума сошел?! Это тебе не южное море, это Арктика! — пугали перед плаванием по Баренцеву морю. — Здесь человек в воде пятнадцать минут живет! А у тебя скорлупка!
Кивал, соглашался, но свое дело делал.
И опять такое собрал!..
— Не ходите туда, там погранзона, там граница, поймают, мало не покажется!
Ходили. Не ловили.
— Не может человек в сорокаградусный мороз без палаток и спальников. Не может в снегу! Замерзнет!
Может!
— Невозможно в пустыне пешком и без воды. Максимум, несколько часов протянете, а там смерть. Не живет человек в пустыне без воды.
Что совершеннейшая правда. Не живет человек в пустыне без воды. Умирает. В страшных муках умирает.
Но все равно хочется.
Пройти.
Доказать.
В первую очередь себе доказать!
Прошли.
Выжили.
Доказали.
И много где еще прошли!
Впрочем, это экстремал, это не здесь — это там. А есть еще жизнь, просто жизнь, где тоже многое кажется невозможным.
— Да кто ты такой, чтобы в центральной прессе публиковаться?..
Публиковался.
— Нельзя издать книгу, если ты не в Союзе писателей, без рекомендаций, без связей…
Издал.
— Ты знаешь, чтобы бестселлер написать…
Написал.
— Куда тебе собрание сочинений!
Есть собрание сочинений.
И так во всем. Что невозможно, то и пытался делать. И даже в мелочах.
В Париж за двадцать долларов
А почему бы не съездить?
Съездил.
Поработать за границей, не имея права работать и не зная языка?
Поработал.
Получить авторство на изобретения в областях, в которых ничего не смыслил?
Да запросто…
Правда, это потом «запросто». А вначале…
В начале каждого нового дела придется продираться сквозь стереотипы. Сквозь сплошной частокол «нельзя», «невозможно», «не получится».
Надо быть готовым к тому, что тебя за глаза, да и в глаза тоже, будут называть дураком. Или фантазером. Или авантюристом. Что, по сути, одно и то же.
— Туда только дурак сунется…
— Дурак — дурака…
— Да он в этом деле…
— И закон ему не писан…
И приходится держать удар. Не доказывать с пеной у рта, что нет, я не дурак, что это просто у меня внешность такая обманчивая. А доказывать, что на самом деле — не дурак. Делом доказывать. Что не просто. Что много труднее, чем на словах.
Мне приходилось быть дураком.
Мне приходилось доказывать, что я не дурак.
Обычно — доказывал.
Почти всегда доказывал.
Делом доказывал!
Переплывал.
Переходил.
Преодолевал.
Покорял.
Сочинял.
Побеждал.
Издавал…
И совершенно это не значит, что я такой исключительный. Вовсе даже нет. Нормальный. Обыкновенный. Средний. Как все.
Просто однажды понял, что ничего невозможного нет.
Для меня нет.
Для вас нет.
Потому что если можно в пустыне, в июле, без глотка воды и выжить (!), то просто в жизни…
А раз так, то не суметь распорядиться своей жизнью по своему усмотрению, не использовать такую уникальную возможность — непростительная глупость. Преступная глупость. Караемая по всей строгости… И всегда высшей мерой — лишением жизни!
Лишением нас — нашей жизни.
Той, которую мы должны были прожить. Которую должны были прожить интересно и хорошо, а прожили так себе. Как чужую. Которую не жалко.
И никакие наши оправдания, что мы не знали, не поняли, не смогли, не успели, — в расчет не принимаются. И вторая попытка никому не дается.
Одна дается.
Единственная.
Каждому.
И всем.
Кто-то ее использовать смог. А кто-то…
Эйнштейн смог.
Ломоносов смог.
Тэтчер.
Девочка из Тамбова…
Они — смогли.
А вы? Неужели вы не сможете? Ну неужели не сможете?!.
Не верю!
Не хочу верить!
Иначе зачем я писал эту книгу?