Практик
Шрифт:
— На кой чёрт тебе сдалась кинохроника? — спросил он.
— Я любопытен от природы. И нужна не вся кинохроника, а лишь вырезанный фрагмент. Так мы договорились?
Роман глубоко вздохнул, потом сказал:
— Подходи завтра к часу в фотолабораторию кафедры журналистики. Знаешь, где это?
— Найду, — сказал я и оставил студента в покое.
Но то — я. А вот Марина Дичок тотчас утащила его во второй зал, дабы тот запечатлел её гостей декламирующими стихи, разыгрывающими какие-то сценки и просто валяющими дурака. Я за ними не последовал, поскольку наконец-то углядел Карла. Сгорбившись,
Я подошёл и устроился рядом.
— Ну и что у тебя стряслось?
Здоровяк дёрнул плечом.
— Ничего.
— Маринку приревновал? — закинул я удочку.
— Нет! — коротко ответил Карл, влил в себя коньяк и передвинул пузатую рюмку буфетчику. — Повтори.
— Мне того же, — попросил я и пихнул в плечо товарища. — Ну ты чего такой мрачный? Рассказывай!
Карл отпил из рюмки и неопределённо хмыкнул.
— Да одно к одному подобралось.
— Тогда излагай с самого начала. Структурируй материал. Тебя же учили докладывать!
Здоровяк покривил уголок рта и махнул рукой.
— Да не бери в голову! Из СЭЗ вызов пришёл. Через месяц меня в Новинске уже не будет.
— И ты этого хочешь? Может, лучше в аспирантуру?
— Твоё здоровье, Петя! — Карл стукнул краешком своей рюмки о мою и выпил.
Я последовал его примеру и скомандовал буфетчику:
— Повтори!
— В аспирантуру не хочу, — заявил здоровяк после этого. — Нет, так-то можно. Просто тут такая история… — Здоровяк тяжко вздохнул. — За «СверхДжоуль» крепко взялись. Они тоже хороши, конечно. Развели у себя космополитизм и аморалку, вот им всем и решили накрутить хвосты без разбора. Новый проректор Лемеш — слышал о такой? Она на всю голову больная, вместо того чтобы разобраться, потребовала товарищеский суд над всеми скопом устроить. А после такого на север распределение получить за счастье будет. Там и Ян под раздачу попадает, и Машка мне не чужая. Я к Серёге Браку подошёл, тот в отказ пошёл. Мол, не могу ничем помочь. Сверху приказ спустили устроить показательный процесс. Вроде — моё дело сторона, а сердце не на месте. И Маринка ещё всю плешь проела: не так одеваюсь, не туда хожу, не с теми общаюсь. А у меня её приятели уже в печёнках сидят!
— Да уж… — задумчиво протянул я. — Вижу, по пути к просветлению ты не продвинулся. Беда!
— Вот только Федору Васильевну сюда не приплетай! — поёжился Карл. — Жуткая тётка! У меня от неё мороз по коже!
Тут объявили белый танец, и меня немедленно пригласила совершенно незнакомая барышня — не дурнушка, но и отнюдь не красавица. Какая-то невзрачная. Обычная, что ли…
И хоть упускать из поля зрения Карла сейчас нисколько не хотелось, я всё же не ответил отказом: просто углядел азартно шагавшую к буфету Викторию, вот и принял руку незнакомки.
— Меня зовут Антонина, — произнесла она хорошо поставленным голосом, от которого по спине побежали мурашки, только совсем не те, о которых толковал Карл. — А вас?
— Пётр, — представился я, глядя в её карие глаза.
Выпитые натощак три рюмки коньяка сыграли дурную шутку, и на миг я ощутил головокружение, поэтому непроизвольно притянул к себе Антонину чуть ближе, нежели стоило бы. Та и слова не сказала, только улыбнулась. Танцевала она просто изумительно, умудряясь двигаться в одном ритме со мной и подстраиваясь под огрехи, при этом не направляла и не вела. Просто была рядом.
Да и оказалась не такой уж блёклой, как решил поначалу. В танце барышня совершенно преобразилась, и стала напоминать Лизавету Наумовну — точнее, ту сероглазую красотку, какой та могла быть в молодости.
Очень интересный типаж. Крайне.
Мне даже захотелось продолжить наше общение, да только это же «Лира»! Тут в кого ни плюнь, родня на самом верху сидит, а то и сами уже карьеру делают. Ну и куда мне, а? На смех поднимут!
Невесть откуда возник старый, вечно неуверенный в себе Пётр Линь, и я усилием воли взял эмоции под контроль. Я — это я! И этого вполне достаточно!
Впрочем, в любом случае навязываться Антонине не стал. Почему — не понял и сам. Что-то такое вертелось в голове. Какие-то глупые предрассудки.
Я же этот… как его… Интроверт, вот!
Когда оркестр сделал паузу между танцами, барышня отстранилась, пристально глянула на меня своими васильковыми глазищами и вдруг спросила:
— Вы курите, Пётр? Здесь так душно, я бы вышла на улицу.
Уж такого намёка я не упустил.
— Не курю, но с радостью составлю вам компанию.
Барышня дошла до своего столика, взяла ридикюль, и мы двинулись на выход. Я предупредительно распахнул перед ней дверь, Антонина улыбнулась и шагнула наружу, а вот меня окликнули:
— Петя!
Только начал разворачиваться на оклик, и тут же пихнули в бок и наступили на ногу.
От боли аж слёзы на глазах навернулись!
— Да чтоб вас! — не сдержавшись, ругнулся я и оттолкнул от себя Романа. — Ошалели?!
— А чего в дверях встал? — огрызнулся студент и вышел на улицу.
— Извини! Случайно вышло, — буркнул Василий Охрянец, который плечом и оттёр на меня фотографа. — Идём, пиджаки подержишь.
— Занят! — отказался я и спросил у Вики: — Чего тебе?
— Ты уже уходишь? — поинтересовалась барышня.
Возникло желание заявить, что это не её дело, но прорезалось хорошее воспитание, и я пояснил:
— Нет, свежим воздухом подышу и вернусь.
После придержал начавшую закрываться дверь и вышел на крыльцо. Уже спустившаяся на тротуар Антонина обернулась и помахала мне рукой.
— Ну что же вы, Пётр? — улыбнулась она, и в её зелёных глазах заплясали весёлые чертенята.
Я едва не оступился. Волшебные метаморфозы лица ещё мог списать на алкогольное опьянение, но изменение цвета радужной оболочки объяснить ста граммами коньяка никак не получалось.
Сначала у Антонины были карие глаза Инги, затем серые Лизаветы Наумовны, после васильковые Юленьки Карпинской, а теперь они уже зелёные, совсем как у Вики Вран!
Какого чёрта?!
Вновь накатило головокружение, и я на миг зажмурился, затем обратился к внутренней энергетике и привычным усилием воли привёл ту к равновесному положению. Когда миг спустя вычистил из неё едва уловимые неправильности, Антонины уже и след простыл. Зарычал где-то неподалёку автомобильный двигатель, хлопнула дверца, и тут же мимо прокатил чёрный «Капитан».