Практика Сергея Рубцова

Далекий Николай Александрович

Пройдя несколько шагов, Сергей невольно оглянулся. Старик с тележкой сворачивал в переулок. Там, за хатами, виднелось большое, похожее на склад, двухэтажное здание, покрытое белой оцинкованной жестью. На крыше развевался красный флаг. «Дом культуры. Этот старик с тачкой — сторож, дед Илько», — пронеслось в голове Сергея. Он дошел до моста, закурил и облокотился на перила. Неожиданная встреча взволновала его больше, чем он мог предполагать. «Каков старик! — не без восхищения думал Сергей. — Если бы мне в шестьдесят лет такое завидное здоровье…

Впрочем, почему шестьдесят? А ну сбрейте деду Илько бороду, подстригите его, оденьте на него приличный костюм… Дед занятный, дед заслуживает пристального внимания…»

Швырнув окурок в воду, Сергей торопливо зашагал к центру города.

Семья Сидорчука занимала небольшую комнату в каменном доме на нижнем этаже. Сергея встретил младший лейтенант. Глаза его уже не казались испуганными — он угадал в Рубцове союзника, пусть ненадежного, но все- таки союзника.

— Жена пошла на работу, — сказал он, торопливо закрывая дверь. — Она у меня в больнице медсестрой работает. Слава сюда придет, я его предупредил, чтобы он пораньше… У вас какое звание, товарищ?

— Лейтенант, — сказал Сергей, и сам удивился, как легко у него получилась эта ненужная, вызванная мальчишеским самолюбием ложь.

— Черт его знает, товарищ лейтенант, — Сидорчук

неуверенно засмеялся и широко развел свои длинные руки, охватив ими почти половину маленькой комнаты. — Черт его знает! Может быть, это и чепуха, шпиономания, как говорит капитан, а может… Почему бы не проверить, не покопаться?

— Я, кажется, уже видел деда Илько, — сказал Сергей, присаживаясь на стул.

— Видели! — еще более оживился младший лейтенант. — Он навоз на тележке возит. У него за мостом огород.

— Как вы думаете, сколько ему лет?

— По паспорту — шестьдесят один». У него и метрическое свидетельство есть. А так по виду не дашь столько. Правда?

Рубцов неопределенно качнул головой, ему не хотелось открывать все свои карты перед Сидорчуком.

— Вы, товарищ младший лейтенант, займитесь банками. Там у них мусорный ящик есть? Вот если бы в этом ящике порыться незаметно. Он ведь там, в клубе живет?

— Да, в маленькой комнатке. Мусорный ящик я проверну. Я иначе сделаю — пошлю туда подводу из коммунхоза, пусть вывезут мусор на свалку. Они должны это делать. А я одену штатское и прогуляюсь в ту сторону…

— Вот-вот, — одобрительно улыбнулся Сергей. — И бутылочками поинтересуйтесь… Впрочем, вам подсказывать не надо.

Сидорчук снял с вешалки черный плащ и торопливо одел его.

— Побежал! Вот ключи. Когда кончите беседовать со Славой, закройте дверь.

И натянув на голову кепку, младший лейтенант вышел из комнаты.

«Ну, заварил я кашу… — подумал Сергей, прохаживаясь по комнате и рассматривая фотографии на стенах. — Старик просто с дуринкой, недоразвит, а такие часто бывают здоровяками. Вот и не дашь ему всех его годков».

В дверь постучали. Сергей крикнул «войдите». Вошел опрятно одетый мальчик и

сразу же, еще на пороге, снял кепку. У мальчика был высокий чистый лоб; большие, глубокие глаза смотрели серьезно и чуточку грустно. Лицо худое, с нежной синевой на висках.

— Здравствуйте. Дядя Миша сказал, чтобы я зашел сюда…

Сергей попросил мальчика присесть и начал его расспрашивать о родителях, учебе, музыке. Слава отвечал охотно, но кратко, и умненько поглядывал на Сергея. Очевидно, мальчик догадывался, что вопросы Рубцова являются как бы предисловием к другому, более серьезному разговору, и терпеливо ожидал, когда серьезный разговор начнется. Слава улыбнулся, когда Сергей упомянул имена нескольких композиторов и назвал их произведения.

— Дядя, вы ошиблись, — сказал он жалобно, — оперу «Садко» написал не Мусоргский, а Римский-Корсаков. Римский-Корсаков поправлял Мусоргского, но их сравнивать нельзя: Мусоргский — гений, а Римский-Корсаков— талант, большой талант.

После этого Сергею оставалось только одно — с места в карьер перейти к деловой части разговора.

Мальчик расстегнул воротник пальто и спокойным, ровным голосом начал свой рассказ. Два месяца назад группа участников школьной художественной самодеятельности выезжала в село давать концерт. Возвращались очень поздно, так как в дороге испортилась машина, и в город приехали, примерно, в два часа ночи на подводах, какие дал колхоз. Он, Слава, слез с подводы первым, как только переехал мостик. Дорога к его дому шла мимо районного Дома культуры. Когда он поравнялся с Домом культуры, то услышал тихую музыку. Окна клуба были закрыты ставнями, но в щели проникал слабый свет. Почему он подошел к окну? Его заинтересовала музыка.

Такой музыки он никогда раньше не слыхал. Он знал, что в зале стоит новый, недавно купленный рояль, но не мог понять, кто там так хорошо играет. Заглянуть в окно он не сумел — высоко. Тогда он подложил на землю несколько кирпичей, стал на них одной ногой и заглянул. В это время музыка стихла, но он увидел в пустом зале за роялем сторожа, деда Илько.

— Он сидел вот так, — мальчик откинулся на спинку стула, сильно запрокинув голову, свободно, как две плети, опустил руки и закрыл глаза. — Так он сидел минуты две. Я даже подумал, что он умер. Потом он выпрямился, посмотрел на окна и ударил по клавишам. Не знаю, сколько времени он играл. Вдруг кирпичи у меня под ногой

шевельнулись, и я упал, кирпичи загремели, музыка сейчас же стихла. Только я поднялся, смотрю — свет в окнах потух. Я пригнулся и побежал под стеной. А утром я сильно заболел и проболел четыре дня. Выздоровел и рассказал дяде Мише. Он заинтересовался, попросил меня никому не говорить, а написать заявление. Ну, я написал. Вот и. все.

Слава умолк и взглянул на Рубцова, словно спрашивая: «Я свободен, мне можно уйти?»

Нет, мальчик не выдумал эту историю… Но на яву или в бреду он слышал игру старика на рояле?