Правда Бориса
Шрифт:
Книгу "О вращении небесных сфер" тайно прислал ему несколько лет назад через немецких купцов Андрей Курбский. Зачем, для чего? Так и осталось без ответа. В той посылке из Речи Посполитой, завернутой в розовой бархат, больше ничего не было. Василий и так и сяк вертел в руках книгу, рассматривая диковинные рисунки, но не мог понять о чем в ней написано. Побежал к купцам, а те приложили палец к губам: "Не знаем для чего Андрей Михайлович попросил передать тебе это сатанинское пособие, но хорошо заплатил". "Как называется-то?" Те перевели и добавили, перекрестившись: "Там сказано, что не Солнце вращается вокруг Земли, а она вокруг него". "Да ну?"- изумился Василий. Спрятал книгу в подпол, но иногда рассматривал загадочные картинки, гадая- для чего Курбский преподнес ему сей подарок? Что хотел тем самым сказать? Ну а за год до смерти своего лютого врага- московского царя,
Прежде чем что -то сделать, Михаил крепко думал, не жалея на то времени. Со стороны мог показаться тугодумом, но это было не так. Он взвешивал свои поступки и мысли так же внимательно и аккуратно, как дельный лавочник измеряет на весах каждую крупицу муки.
Иван же, в отличие от брата, был довольно замкнут и даже не по годам угрюм. Тоже любил думать в одиночестве, например, забравшись в гущу нескошенного ржаного поля, но о чём- для Василия оставалось загадкой. Не говорил. Не терпел возражений и чужих удач, в первую очередь брата. Но выражал свое недовольство, как правило, слезами.
При всем различии, Михаил и Иван любили другу друга. Только первый бескорыстно, всем сердцем, другой же знал за что- за ум и надежность, на которые можно было в случае чего положиться.
"Гляди как надобно!"- крикнул Михаил брату и резко кинул одной кистью, как учил отец, ножик в мишень. Однако на этот раз клинок не попал в цель. Он ударился рукоятью о край круга, отскочил и, звеня закаленным лезвием, полетел прямо на Василия. Тот пригнул голову, а когда обернулся, обомлел.
Возле дерева, в которое вонзился клинок, стояли трое всадников. Никто и не заметил как они подъехали. Но не то изумило Василия. В одном из наездников он узнал...Бориса.
Годунов был в серой походной одежде. За его спиной висела короткая пищаль, а к широкому кожаному поясу были прилажены пороховница, подсумок для пуль и пыжей. И не подумаешь, что высокая особа, так, обычный помещик решил развлечься охотой. Да только его особый статус выдавала сабля с золотой рукояткой, вставленная в искусно сделанные серебряные ножны, украшенные разноцветными камнями. Двое его приятелей тоже были одеты по- дорожному.
Борис снял шапку, похожую на монашескую скуфейку, оббил ее об колено, тронул шпорой коня. Тот фыркнул, стал перебирать влево, к сосне из которой торчал нож.
– Так-то ты встречаешь старых друзей, Василий Васильевич! Ха-ха,- рассмеялся шурин царя, выдергивая из сосны клинок.- Не узнаешь? А я бы тебя ни в жизнь не признал, ишь бородищей-то зарос, аки леший. Токмо по глазам и догадался, что ты. Очи-то не спрячешь.
На самом деле, боярину указали где Губов с сыновьями, помещичьи людишки. Василий, конечно, отпустил бороду, но не такую уж огромную, какую отращивают отшельники и бездельники. Он был рад видеть Бориса, хотя в последние годы, находясь при царе, сторонился. А теперь уж что? Столько вод унесла Сестра.
Братья хоть и не знали кто перед ними, поклонились незнакомцу.
– Вежливые отроки растут, хвала родичу,- довольно кивнул, ставшим еще более, чем ранее, крючковатым носом боярин.- И меткие. Ха-ха. Хоть сейчас на крымчан.
Слез с коня. Кинул поводья товарищу.
– Ну, обнимемся что ли?- развел он широко руки. Сам подошел, стиснул Василия в крепких объятиях, поцеловал.- Рад видеть тебя, стряпчий.
– Бывший стряпчий,- поправил его Василий, незаметно отирая висок, ставший мокрым от губ боярина.
– А ты не торопись. На всё воля божья и теперь моя. Ха-ха. Может, ещё и выше прежнего взлетишь. Или нравится тебе в своей норе, зарывшись, аки барсук, сидеть? Не отвечай, все одно не поверю, коли скажешь, что нравится. Доброму человеку не пристало дичать в одиночестве, когда государству угрожают недруги.
– Опять крымский хан собирается?- спросил Василий, гадая для чего к нему пожаловал Годунов. Уж не в самом же деле в поход на Герая его звать. Прям таки без него и не обойдется.
– А-а,-махнул рукой Борис.- Намедни крымчане рязанские украйны потрепали. Надоели, сил нет. Но это покуда так, мелочи. Главные недруги теперь внутри, в золотых парчовых кафтанах и шубах соболиных ходят, в Думе сидят. Глинские да Шуйские, Воротынские, да Юрьевы, Романовы, да Мстиславские.
– Кажись, всех знатных перебрал, Борис Федорович,- ухмыльнулся Губов.
– То-то и оно. Их вон сколько, а я один. Как перст посреди...
Борис попытался найти подходящее сравнение, но так и не нашел. Снова
– Поговорим что ли?
Расположились за домом, в тени молодых березок и сосен. Макушки и ветви обрезал им сам Губов и теперь они походили на игрушечные деревца. Такие он видел в Ливонии и решил разбить "сказочный сад" у себя.
Осушив кружку крепкого меда, а за ним сразу шипучего яблочного вина на крыжовнике, Годунов довольно крякнул. Отер широкой ладонью аккуратную бородку. Седая волосинка зацепилась за массивный перстень. Борис ее выдернул, скрутил.
– Видишь, старею,- вздохнул он.- А ты все такой же молодец. Только вижу шею тебе кто-то пытался скрутить.
– Шатун постарался.
– А-а. Слыхал в своей глухомани как я поднялся?
– Слыхал, Борис Федорович,-кивнул Губов.
– Да что ты по отчеству-то? Мы ж с тобой старые приятели. Эх, были времена...Самого Малюту- гончего пса, в нору загнали. Ха-ха. А вот теперь меня загоняют, убить желают.
– Для чего же?-задал вопрос Василий и понял, что он неуместен. Ясно для чего. Недаром же Борис сразу сказал про Шуйских да Голициных. Все родовитые бояре о большей власти мечтают. А Годунов и не стал отвечать на этот вопрос.
– Да-а,- сжал он кулаки.- Один я. Хм. А где Кашка, сын Адамов? Помнишь его, али забыл?
– Как не помнить,- вздохнул Василий.
Русоволосый богатырь Кашка, который спас царя от гибели во время его странствий, довольно быстро надоел государю. После возвращения в Александрову слободу, он сделал его головой личной опричной стражи. Тот старался как мог, да только охранять Ивана Васильевича особо было не от кого. Тем не менее, Кашка усилил охрану царских палат, всего кремля, лично досматривал всех, въезжающих на территорию слободы. Раздевал почти до гола даже знатных людей. Те бесились, но перечить не отваживались. Правда, жаловались царю. По началу тот лишь ухмылялся- "Кому прятать нечего, тот не в накладе". Раздражало Ивана Васильевича то, что Дмитрий все время следовал за ним по пятам. А однажды застал его за амвоном храма Богородицы с Федькой Басмановым. Чего они вытворяли прямо в святом соборе, Кашке вспоминать было страшно. "Что, праведник, осуждаешь?-спросил вечером царь.- Не суй нос куда не велено, целее будешь". А уж увидев, как государь самолично ведет дознания, попавших в опалу "непотребков", вообще поник. "Для чего сии реки крови, смерти пыточные, разве на то в опричнину просился, чтобы причастным к лютым зверствам быть?" И как-то сказал об том государю. Тот ухватил его за грудки : "Скверну защищаешь, сам ужо осквернился?" Оттолкнул Кашку, ушел, сверкнув своими синими, стеклянными глазами. Но трогать не стал, на другой день говорил с ним как обычно, дружелюбно. Кашка, вникнув в суть слободских порядков, понял, что долго ему тут не удержаться. Или в кипятке сварят, как недавно приказного дьяка Хромого, всего лишь за то, что тот в посольской грамоте неверно указал царский титул, или зарежут тихо за углом. А потому, когда стряпчий Василий Губов собрался на Ливонскую войну, попросил Ивана Васильевича отпустить вместе с ним. Царь был доволен таким исходом. Напоследок несколько раз перекрестил Дмитрия, поцеловал в лоб и крепко обнял: "Токмо тебе верю, друже, токмо ты мил моему сердцу. Ступай с Богом, бейся за честное дело и славу России". Но не сложилась военная судьба Кашки. Почти в первом же бою с ляхами он был ранен и попал в плен. Поначалу думали, что он погиб, но литовцы показали на утро толпу связанных пленников и потребовали за них сто талеров. Среди них Губов увидел и Кашку. "За этих лободырников,-крикнул тогда ляхам воевода Малюта Скуратов,- и гнутого рубля не дам. Раз попались, знать, никчемные. Себе забирайте!" Это была уловка Малюты, он не собирался просто так бросать своих людей. Ночью с двумя десятками стрельцов головной воевода предпринял попытку штурма левого фланга вражеских укреплений, за которыми по словам лазутчиков, держали пленных. Некоторых удалось отбить, остальные полегли под огнем и стрелами ливонцев. Кашки в рядах спасенных не оказалось. Так и пропал Дмитрий сын Адамов, каким-то чудом сошедшийся с царем. А где-то через год до Губова дошли слухи, что Кашку де выкупил у какого-то шляхтича, у которого он рабствовал, Андрей Курбский. Зачем Дмитрий ему понадобился? Видно, решил показать, что он благодетель даже для ближних людей московского государя. Мол, тот их отправляет на смерть, а он дарит им жизнь. Говорили, что Кашке Андрей Михайлович даже подарил под Ковелем один из своих домов. Предлагал вступить в королевское войско. Однако Дмитрий отказался, упросил отпустить его в Россию.