Правда – хорошо, а счастье лучше
Шрифт:
За сценой голос Грознова: «Если б завтра да ненастье, то-то б рада я была».
Это что ж такое?
Филицата. Должно быть, Сила Ерофеич вернулся; в трактире был с нашими: с дворником да с садовником.
Голос за сценой: «Если б дождик, мое счастье».
Ну он и есть.
Входят Зыбкина и Грознов.
Платон, Филицата, Зыбкина, Грознов.
Грознов (поет).
Филицата (Зыбкиной). Угомони ты его! Он теперь уснет, как умрет. А сына твоего я с собой уведу.
Зыбкина. Пущай идет. Своя воля, не маленький.
Филицата и Платон уходят.
Грознов (поет). «За малинкой б в лес пошла». Где он тут?
Зыбкина. Кто он-то?
Грознов. Приказчик этот. Вот он теперь поговори со мной! Я его. (Топает ногами.)
Зыбкина. Он давно ушел, Сила Ерофеич.
Грознов. Подайте его сюда! Смеяться над Грозновым!… Вот я ему задам!
Зыбкина. Да где же его взять-то?
Грознов. Ты смеяться надо мной? Ах ты, молокосос! Что ты, что ты! Ты знаешь ли, что такое Грознов… Сила Грознов?… Грознов герой… одно слово… пришел, увидел, ну, и кончено. Это только уму… у… у… непостижимо.
Зыбкина. Ах, скажите пожалуйста!
Грознов. Молодой Грознов… ну, да не теперь, а молодой.
Зыбкина. Ах, как это интересно.
Грознов. Была женщина красавица, и были у нее станы ткацкие, на Разгуляе… там далеко… в Гав… в Гав… в Гавриковом переулке и того дальше… Только давно это было… перед турецкой войной. Тогда этот турка взбунтовался, а мы его били… за это… Вот каков Грознов! А ты шутить!… Мальчишка.
Зыбкина. Ну, и что же эта женщина, Сила Ерофеич?
Грознов. Вот и полюбила она Грознова… и имел Грознов от нее всякие продукты и деньги… И услали Грознова под турку… И чуть она тогда с горя не померла… так малость самую… в чем душа осталась. А Грознов стал воевать… Вот каков Грознов, а ты мальчишка! У… у…у… (Топает ногами.)
Зыбкина. Дальше-то, дальше-то что, Сила Ерофеич?
Грознов. Только умереть она не умерла, а вышла замуж за богатого купца… очень влюбился; такая была красавица… по всей Москве одна. Первая красавица в Москве, и та любила Грознова… Вот он какой, вот он какой.
Зыбкина. И уж вы после эту женщину не видали?
Грознов. Как не видать, видел. (Поет.) «За малинкой б в лес пошла».
Зыбкина. Чай, не узнала вас, отвернулась, будто и незнакомы?
Грознов. Ну, нет. Тут такая история была, такая история, что и думать, так не придумаешь.
Зыбкина. Уж вы, будьте столь добры, доскажите до конца.
Грознов. Вот пришел я в Москву в побывку, узнал, что она замужем… расспросил, как живет и где живет. Иду к ней, дом – княжеские палаты; мужа на ту пору нет… Как увидала она меня, и взметалась, и взметалась… уж очень испугалась… Муж-то ее в большой строгости держал… И деньги-то мне тычет… и перстни-то снимает с рук, отдает, я все это беру… Дрожит, вся трясется, так по стенам и кидается; а мне весело. «Возьми что хочешь, только мужу не показывайся!» Раза три я так-то приходил… тиранил ее… Ну, и стал прощаться, надо в полк идти, – а она-то себя не помнит от радости, что покойна-то будет… И что же я с ней тогда сделал… по научению умных людей… Мудрить-то мне над ней все хотелось… Взял я с нее такую самую страшную клятву, что ежели эту клятву не исполнить, так разнесет всего человека… С час она у меня молилась, все себя проклинала, потом сняла образ со стены… А клятва эта была в том, что ежели я ворочусь благополучно и что ни истребую у нее, чтоб все было… А на что мне? так пугал… И клятва эта вся пустая, так слова дурацкие: на море на океане, на острове на буяне… В шею бы меня тогда… а она – всурьез… Так вот каков Грознов!
Зыбкина. А что ж дальше-то?
Грознов. Ничего. Чему быть-то?… Я всего пять дней и в Москве-то… умирать на родину приехал… а то все в Питере жил… Так чего мне?… Деньги есть… покой мне нужен, вот и все… А чтоб меня обидеть, так это нет, шалишь… Где он тут? Давайте его сюда! (Топает ногами, потом дремлет.) «За малинкой б в лес пошла».
Зыбкина. Ложились бы вы, храбрый воин, почивать.
Грознов (стряхивая дремоту). Зорю били?
Зыбкина. Били.
Грознов. Ну, теперь одно дело – спать.
Зыбкина. Вот сюда, на диванчик, пожалуйте!
Грознов (садясь на диван, отваливается назад и поднимает руки). Царю мой и боже мой!
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Мавра Тарасовна.
Барабошев.
Поликсена.
Мухояров.
Платон.
Филицата.
Глеб.
Декорация первого действия. Лунная ночь.
Глеб (один).
Глеб. Какая все, год от году, перемена в Москве, совсем другая жизнь пошла. Бывало, в купеческом доме в девять часов хозяева-то уж второй сон видят, так для людей-то какой простор! А теперь вот десять часов скоро, а еще у нас не ужинали, еще проклажаются, по саду гуляют. А что хорошего! Только прислуге стеснение! Вот мешки-то с яблоками с которых пор валяются, никак их со двора не сволочешь, не улучишь минуты за ворота вынести; то сам тут путается, то сама толчется. Тоже ведь и нам покой нужен; вот снес бы яблоки и спал, а то жди, когда они угомонятся.
Входят Мавра Тарасовна и Филицата.
Глеб, Мавра Тарасовна, Филицата.
Глеб. Я вот, Мавра Тарасовна, рассуждаю стою, что пора бы нам яблоки-то обирать. Что они мотаются! Только одно сумление с ними да грех; стереги их, броди по ночам, чем бы спать, как это предоставлено человеку.
Мавра Тарасовна. Я свое время знаю, когда обирать их.
Глеб. То-то, мол. Отобрать бы: которые в мочку, которые в лежку, опять ежели варенье…