Правда о Николае I. Оболганный император
Шрифт:
Часть русских войск провела зиму 1828-29 гг. в Арзеруме, Карсе и Баязете, и праздновала Водосвятие на Ефрате. Ефратские святки вызвали бы у любителя истории византийские реминисценции.
Паскевич ставил перед правительством вопрос о переходе к России Карсской области, об объявление Баязетского пашалыка независимым. Первое могло обеспечить бы надежную границу с Турцией по Саганлугскому хребту, обеспечить транзит европейских и русских товаров через Закавказье — Карс с его армянской общиной имел все шансы на превращение в крупный торговый центр. Второе определило бы русское влияние на огромный Курдистан.
Но министр
Адрианопольский мир
Основой для положений Адрианопольского мирного договора послужили Бухарестский договор и Аккерманская конвенция.
Россия снова показала, что не хочет своего территориального расширения в Европе. Согласно положениям договора Валахия и Молдавия оставались за Турцией (русские войска должны были пребывать там только до выплаты турками контрибуции). Османской империи возвращались все занятые русской армией территории в Румелии, то есть Болгария и Фракии.
Реки Прут и Дунай в районе устья — 115 верст от морского берега до городка Рени — составили границу для России и Турции в Европе.
В Азии во владении России переходила береговая линия Черного моря от устья Кубани до пристани св. Николая (район севернее Батума), включая порты Анапа и Поти.
Этим фактически ставилась точка на черноморской работорговле, процветавшей на протяжении нескольких тысяч лет.
Закубанские черкесы, числящиеся раньше в турецком подданстве, теперь оказывались жителями Российского империи.
Приобретение Россией портов-крепостей на побережье затрудняло общение немирных горцев с турками.
К Российской империи отходила большая часть Ахалцихского пашалыка, включая город Ахалцихе и крепость Ахалкалаки, чем серьезно затруднялись набеги кочевых подданых султана на Грузию. Николай Павлович продолжил деятельность императоров Павла и Александра по собиранию грузинских земель и обеспечению их безопасности.
В тоже время, николаевская Россия и на азиатском направлении показала отсутствие территориальной жадности — Арзерум, Карс, Ардаган, Баязет возвращались Турции.
Согласно положениям договора российские подданые приобретали право торговать во всех турецких владениях. Россия получала свободу плавания для своего коммерческого флота на Черном и Средиземном морях, был установлен беспрепятственный проход кораблей через Босфор и Дарданеллы как для России, так и для всех прочих дружественных Порте держав.
Как и прежние русско-турецкие мирные трактатах, Адрианопольский договор расширял права и свободы балканских народов, в том числе право на безопасную жизнь (об этом сегодня любят забывать политики и журналисты даже на Балканах).
Важным условием договора было то, что княжества Молдавия и Валахия обретали полную автономию. Здесь не должно было быть ни турецких войск, ни даже жителей-турок. Значительная самостоятельность предоставлялась и Сербии. Порта признавала независимость греческих земель — из них в 1830 г. было образовано королевство Греция.
В силу условий Адрианопольского мира Россия получила право вмешательства в дела турецкого правительства, «как заступница
141
Платонов, с.757.
Турция должна была уплатить контрибуцию в 10 млн червонцев — значительная часть ее будет позднее прощена императором.
Уже упоминавшаяся постсоветская «Всемирная история» называет Адрианопольский мир «кабальным для побежденных.» Либеральные историки видимо посчитали «кабальным» то, что турки лишались возможностей резать балканских христиан и пополнять свои гаремы грузинскими детьми. В этом, конечно, бедный интеллигент может посочувствовать бедному турку. В те годы, когда выходила эта «история», либеральные интеллигенты отчаянно сопереживали и современным работорговцам из дудаевско-масхадовской Ичкерии.
Один из ближайших сотрудников Меттерниха, Ф. Гентц писал: «В сравнении с тем, чего могли требовать русские и требовать безнаказанно, они требовали мало. Я не говорю, чтобы у них достало силы разрушить Турецкое царство в Европе, не подвергаясь европейскому противодействию. Но они могли потребовать уступки княжеств и Болгарии до Балкан, половины Армении и вместо десяти миллионов червонцев — пятьдесят, причем ни Порта не имела бы власти, ни кто-либо из Добрых друзей ее серьезного намерения этому воспрепятствовать.» [142]
142
Тарасов, с. 333.
В беседах с прусским генералом Мюффлингом, побывавшим в Петербурге в конце 1829, российский император сказал, что что он не может желать лучших соседей, чем турки, поэтому сделает все необходимое, чтобы поддержать их неприкосновенность и, насколько это возможно, предохранит «от внутренних распрей и внешних нападений». А турецкому чрезвычайному послу Галиль-паше, прибывшему в Петербург примерно в то же время, Николай I заявил: «Я хочу, чтобы Оттоманская империя была сильна и спокойна…» [143]
143
Там же, с, 334.
Как замечал Данилевский в ответ на громкий лай европейской «общественности», испуганной «ненасытностью царизма»: «Русские войска перешли Балканы и стояли у ворот Константинополя. С Францией Россия была в дружбе, у Австрии не было ни войск, ни денег; Англия, хотя бы и хотела, ничего не могла сделать, — тогда еще не было военных пароходов; прусское правительство было связано тесной дружбой с Россией. Европа могла только поручить Турцию великодушию России. Взяла ли тогда Россия что-нибудь для себя? А одного слова ее было достаточно, чтобы присоединить к себе Молдавию и Валахию. Даже и слова было не надо. Турция сама предлагала России княжества вместо недоплаченного еще долга. Император Николай отказался от того и от другого.»