Правда о священнике Гапоне
Шрифт:
Эту доктрину сионисты, которые исповедовали идею ассимиляции евреев, признали враждебной. Зубатов был объявлен врагом сионистских организаций, а евреи, которые соприкасались с ним, — предателями. Сионистское движение раскололось, дело дошло до разборок с оружием.
Начальник Московского охранного отделения был настоящей грозой революционеров всех мастей и оттенков. Заниматься революционными делами в Москве было бесполезно. Если он кого-то не арестовывал, то только из тактических соображений, оставляя до поры до времени.
Он был монархистом, считая, что огромная Российская империя не может существовать без царя.
«Какие огромные преимущества заключаются в том, что у нас самодержавный царь. Он господствует над всеми классами и народами. На этой высоте, не зависимый от кого бы то ни было, он может уравновешивать власть, — внушал он Гапону. — До сих пор царь был окружен только представителями высших классов и под их влиянием направлял политику государства в их пользу. Теперь рабочие организовываются и сделаются такой же силой, с которой царь будет считаться».
Патриотически настроенные ученые про Зубатова говорили: «Рабочие в будущем поймут заслуги Зубатова, и придет время, когда ему воздвигнут памятник как благодетелю человечества». Однако враги Зубатова делали все, чтобы дискредитировать его дела. Летом 1903 года доктор Шаевич организовал в Одессе забастовку рабочих, которая стихийно переросла во всеобщую. Произошли стычки между рабочими и чинами полиции, жертвы оказались с обеих сторон. Вновь назначенный на пост министра внутренних дел Плеве, видевший во всех своих подчиненных членов жидомасонских организаций, добился увольнения Зубатова и высылки его во Владимир. Шаевича отправили в Сибирь.
Руководство рабочим «Собранием» перешло к священнику Гапону. Находясь под влиянием идей Зубатова, он писал о целях объединения русских рабочих: «Идея общества заключается в стремлении свить среди фабрично-заводского люда гнезда, где бы Русью, настоящим русским духом пахло, откуда бы вылетали здоровые и самоотверженные птенцы на разумную защиту своего царя, своей Родины и действительную помощь своим братьям — рабочим».
В каждом районе города Гапон образовал отделы. Как грибы росли для рабочих вечерние школы, открывались библиотеки, читались лекции. В отличие от социал-демократов и коммунистов он привлекал в свое движение наиболее авторитетных, хорошо оплачиваемых рабочих, которые становились примером для менее квалифицированной части трудящихся. Не лодырей, стремящихся захватить им не принадлежащее, а настоящих тружеников собирал он вокруг себя.
Тайные осведомители доносили в департамент полиции, что «собрание строго придерживается намеченных его уставом задач и является твердым оплотом против проникновения в рабочую среду превратных социалистических идей и учений».
Начавшаяся война России с Японией усугубила положение рабочих. Япония выделила миллионные суммы для организации в крупных городах России массовых беспорядков и срыва военных заказов. Через политических авантюристов, обнаруживших в себе не столько социалистов-революционеров, сколько сионистов (Циллиакуса, Рубенштейна, Манасевича-Мануйлова и других), эсеры и социал-демократы получили валюту и начали подрывать Россию изнутри.
Одновременно жесточайшая эксплуатация рабочих вызывала возмущения среди широких слоев населения. Особенно жестоко поступали иностранные капиталисты. Условия для большинства рабочих — рабские, за малейшую провинность штрафуют или выбрасывают за заводские ворота. На «Собраниях» Гапону жаловались, что эксплуатация рабочих дает иностранцам баснословные прибыли.
Гапон убеждал рабочих, что царь их отец, просто он не знает об их жизни, окружающие его придворные преподносят все в розовом цвете. Гапону пришла идея в одно из воскресений пойти депутацией рабочих к царю.
События ускорил инцидент на Балтийском заводе. Там уволили четверых рабочих. Товарищи возмутились произволом директора. Объявили забастовку. Вмешалась полиция. На выручку рабочим пришел Гапон. Директор завода не уступал. На «Собрании» принимается резолюция идти к царю. Гапон выступает против: «Правительство может устроить над рабочими кровавую расправу». Но идея идти к Зимнему дворцу быстро распространилась по городу, и рабочих уже остановить было нельзя. Срочно писалась петиция.
«Ну что же, — сказал осипшим голосом своим единомышленникам священник. — Свобода — такой цветок, который не расцветет до тех пор, пока земля не будет полита кровью».
7 января. Село Семеновское под Петербургом. Вечер. Светит луна. Пронизывающий ветер. На заводском дворе замерзшая многотысячная толпа рабочих ждет отца Георгия.
— Идет! — выдохнули тысячи озябших людей. По живому коридору он идет быстрым шагом. Меховой воротник пальто поднят. За ним вслед, крепко сжимая в карманах заряженные револьверы, почти бегут телохранители.
— Кати сюда бочку! — распоряжаясь, кому-то кричит активист.
Сильные руки переворачивают бочку вверх дном. Другие руки поднимают священника вверх. И вот он — над возбужденной толпой. Загораются несколько факелов. Гапон сбрасывает меховое пальто. В свете факелов обжигающе сверкает крест на его груди. Вот он — истинный защитник простого народа.
— Братья! Фабрики и заводы принадлежат инородцам. Им прислуживают продажные чиновники. Вся страна погрязла во взяточничестве, разврате, произволе. Из рабочих выжимают последние силы. Сами заводчики купаются в роскоши, вывозят за границу народные ценности. Им дозволено все. Наши требования об улучшении жизни рабочих признаются преступными, законные желания — дерзостью. За русским народом не признают ни человеческие права, ни даже право говорить о наших нуждах! — Страстное лицо отца Георгия выражает несогласие терпеть и дальше произвол.
По людскому морю голов пробегает гул одобрения. Пылают факелы, сверкает крест на груди священника, тревожно воет ветер на крыше мастерских. Затаился худой, заезженный рабочий люд, сухой, как порох, гремучий, как динамит: брось ему клич — все разнесет в пух и прах. Ох, как опасен русский человек во гневе!
— Братья, мы сегодня ходили к директору Смирнову, ничего не добились. Ходили в правление — опять ничего. Пошли к градоначальнику— тоже напрасно, к министру — бесполезно! У нас одно спасение — идти к стенам Зимнего дворца. Царь Богом поставлен на счастье народа, а это счастье у нас вырывают чиновники и капиталисты, к нам оно не доходит, мы получаем горе и унижение…