Правда понимания не требует
Шрифт:
Уши Шпатца, едва успевшие остыть, вспыхнули снова. Он подавил смешок, вспомнив, как он, Клод и Лейзе хохотали, придумывая очередной пункт к доктрине о чистоте крови. Хорошо, что он был достаточно трезв, чтобы не вписать ни одну из тех непристойностей в свое эссе. Хорошо, что для него все обошлось без последствий. Шпатц снова затянулся, проводил взглядом стайку юных фройляйн в ярких платьях. Они цокали каблучками по брусчатке и громко спорили о способах провести свободное время после уроков. Докурив, Шпатц потушил сигарету о подошву ботинка и направился к мобилю.
Водить мобиль Шпатцу и нравилось, и нет. Посадить его за руль было идеей герра Крамма, и вот уже месяц детектив
– Герр Шпатц, хорошо, что ты здесь! – Крамм открыл дверь как раз в тот момент, когда Шпатц устроился за своим столом, чтобы дочитать газету. – У нас есть дело, и главную партию в этот раз придется играть тебе.
– Я весь внимание, герр Крамм! – Шпатц снова сложил газету, посетовав мысленно, что уже в третий раз не может дочитать до конца статью о старте экспедиции Адлера штамм Фогельзанга.
– Давай поговорим в моем кабинете. Чайник горячий?
– Разумеется, герр Крамм.
Крамм вытянул из-под своего стола тяжелую картонную коробку и подтащил к ней стул. Шпатц заварил чай и устроился на диване.
– Значит так, герр Шпатц, дело нам на этот раз предстоит невероятно секретное, – Крамм кинул на свой стол несколько картонных папок и продолжил копаться в коробке. – В каком-то смысле нашим работодателем выступает весь Шварцланд.
– Вы сейчас шутите, герр Крамм? – Шпатц внимательно разглядывал лицо своего начальника, на котором, разумеется, не было и тени улыбки. Как всегда, когда он шутил.
– И да, и нет, – Крамм поднялся со стула и пересел в свое кресло. – Мой приятель, герр Ульрих Фуггер, пригласил меня сегодня выпить пива и поболтать, пока ты был в Стадшуле.
– Тот самый, который занимается строительством новых верфей люфтшиффбау?
– Да, именно он, – Крамм отхлебнул свой чай. – И он несколько обеспокоен положением дел. С недавних пор рабочие взяли моду самоорганизовываться в профсоюзы, чтобы защищать свои права. Это чрезвычайно вредное веяние, но приходится с ним мириться. Но закавыка не в этом. Мой приятель подозревает, что на вверенном ему участке строительства ведется последовательная подрывная деятельность.
– И на чем основано его подозрение?
– Пока что только на чутье, герр Шпатц, – Крамм усмехнулся. – Если бы у него были хоть какие-то доказательства, то он пошел бы не ко мне.
– Я пока не вижу своей партии.
– Дело в том, что герр Фуггер никогда не был ни паникером, ни параноиком. И лично для меня его чутье – это вполне достаточный аргумент для начала расследования. Так что на свой страх и риск я предложил ему свои услуги. Без положенного гонорара. Из чувства патриотизма.
– Я понимаю, герр Крамм, – Шпатц хотел улыбнуться, но не стал. – В случае предотвращения диверсии, государство оценит наши заслуги по достоинству.
– Может быть да, а может быть нет, – Крамм сцепил руки в замок. – Я бы не стал что-либо предсказывать. Поэтому давай обсудим наши действия.
– Я все еще весь внимание, герр Крамм. И изнываю от любопытства, в чем же мне предстоит играть главную партию.
– Мы устроим тебя работать, герр Шпатц, – Крамм вскочил, взял с примуса чайник и долил в свою чашку кипятка. – В качестве простого рабочего. Твоей задачей будет впутаться в как можно большее количество темных делишек, которые творятся на самом дне люфтшиффбау.
– Интересная задача, герр Крамм.
– Я знал, что тебе понравится. Вот эту коробку герр Фуггер мне вручил с собой, когда мы расстались. Тут личные дела всех мало-мальски заметных сотрудников, а также разрозненные документы на всех недавно пришедших. Много домыслов про деятельность профсоюза, но по словам герра Фуггера, свои секреты эта босяцкая корпорация хранит получше департамента по контролю. Я выбрал себе несколько случайных папок, теперь твоя очередь.
Шпатц вернулся домой, когда было уже темно. Перед глазами все еще мелькали многочисленные докладные записки, «спешу довести до вашего сведения», «безупречный рабочий послужной список» и «в силу непредвиденных обстоятельств». Такого количества бесполезных и сваленных в хаотичную кучу документов Шпатцу не приходилось разбирать ни разу в жизни. Как сказал Крамм: «Делами разнорабочих никогда никто всерьез не занимался, сегодня одни – завтра другие, никто не хотел тратить на это свое время». И с послезавтрашнего утра на месте одного из таких вот невидимок Шпатцу и предстоит оказаться.
Несомненным плюсом новой квартиры было ее расположение – практически через площадь от конторы. Больше не было необходимости рано вставать, чтобы тащиться через весь город. Шпатц с удовольствием задернул шторы и включил свет. Несомненным минусом нового жилья был размер – каморка под самой крышей дома аанерсгросской постройки. Фактически, это была одна комната, большую часть которой занимала кровать, а в роли шкафа выступали антресоли под скатом крыши. Шпатц снял пиджак и повесил его на спинку стула, чуть ли не единственного предмета мебели, кроме кровати. На полноценный стол в комнате места уже не хватило.
Шпатц послушал, как первые капли дождя застучали по крыше, с удовольствием растянулся на кровати и в третий раз за день раскрыл газету. На первой полосе крупным планом была размещена фотография его кузена, блистательного и героического Адлера штамм Фогельзанга. Фотограф запечатлел вдохновителя полярной экспедиции в «непарадном» виде – в комбинезоне механика. Летный шлем сдвинут на затылок, а правая щека смеющегося лица измазана сажей.
В статье сообщалось, что экспедиция проходит по графику. И что уже завтра (то есть сегодня) вечером люфтшифф «Кальтесхерц» войдет в полярные области Сеймсвилля. Кроме того, перечислялись гости, присутствовавшие на торжественном приеме в столице Сеймсвилля. На одной из фотографий Шпатц заметил тонкое лицо в очках – Зепп пакт Ледебур. Обычно он предпочитал обходить стороной все публичные мероприятия, но дипломатическое положение обязывало, так что доктору пришлось унять свою необщительность.
Доктор оказался для Шпатца одной большой загадкой. С того самого момента, как он пришел в себя на операционном столе и увидел над собой его почти мальчишеское лицо, и до настоящего времени. На вид Ледебур смотрелся субтильным и бледным заморышем. В те моменты, когда он увлеченно копался в чьих-нибудь внутренностях, сдувая с кончика тонкого носа капли пота и закусывая нижнюю губу, он выглядел еще младше. Как подросток. Однако уверенность, с которой он орудовал скальпелем, ланцетом и прочими блестящими хирургическими инструментами, заставляли усомниться в первоначальной оценке его возраста.