Правда понимания не требует
Шрифт:
– Завидую я тебе, герр Шпатц, – Нойхофф снова взмахнул рукой, но вовремя поймал чуть не упавшую фуражку. – Интересная у тебя жизнь!
– Подождите, герр оберфельдфебель, я еще не закончил. До вечера было еще далеко!
– Ты не дождешься, чтобы я застрелился от зависти, герр секретарь детектива! – Нойхофф приосанился. Его щеки раскраснелись, от давешней мрачности не осталось и следа.
– Вторая часть истории. Сижу в кресле, мучаюсь совестью. Обдумываю, как бы объяснить герру Крамму, что произошло, и почему его секретарь посмел себя так вольно вести с благовоспитанной фрау. И тут открывается дверь. На этот раз вернулась юная фройляйн, которая
– Да ладно, не может быть! – Мозер грохнул кружкой по столу.
– А уж как я удивился! – Шпатц захохотал. – Стоит моя прекрасная фройляйн, в руках бутылка шерри и два стакана. «Наконец-то в этом доме появился кто-то, с кем можно выпить!» – говорит. Я делаю поползновение в сторону столовой, но она тащит меня в хозяйскую спальню. Романтично и волнительно ей, видите ли. Здесь я опять ненадолго умолкну, чтобы вы могли самостоятельно додумать, что там между нами произошло.
– А эта фройляйн… она тоже… того… этого? – Нойхофф сально захохотал, жестами показав контуры внушительных женских прелестей. У топтавшейся рядом официантки покраснели кончики ушей.
– Чуть меньше, чем у фройляйн за твоей спиной, но тоже ничего, – доверительно прошептал Шпатц. Все трое захохотали.
– И что же сказал на это герр Крамм?
– Ой, не спрашивайте! – Шпатц надолго приложился к кружке, вытер ладонью губы и сунул в рот кусочек брецеля. – Страшнее всего было вечером. Вы только представьте мое положение – ужин, вся семья в сборе, важный герр сидит во главе стола и чинно поглощает жареные колбаски, закусывая их тушеной капустой. С одной стороны мою ногу гладит фрау хозяйка, а в другой – шаловливые пальцы ее дочки. И в голове – ни одной мысли о том, как бы деликатно сообщить хозяину, кто на самом деле приворовывает из его бара и мнет его постель.
Шпатц с довольным видом откинулся на низкую спинку стула. Хороший получился вечер. И ребята отличные. Когда Боденгаузен чуть ли не в приказном порядке выдал ему список подходящих для респектабельной дружбы людей, ему очень долго не хотелось выполнять это указание. Но так уж получилось, что когда он метался в горячке в поместье Ледебура и пришел ненадолго в себя, то пообещал, что если выживет, то выполнит все, что советовал герр инспектор – и запишется на курсы в Стадшуле, и нанесет визиты всем одобренным департаментом по контролю друзьям, и что угодно еще.
К его немалому удивлению, учеба оказалась не такой уж и тягостью, а респектабельные друзья вовсе не выглядели ни строгими надсмотрщиками, ни скучными типами. Вот и сейчас, потратив много часов подряд на копание в как попало собранной куче бумаг, Шпатц прямо-таки чувствовал как отдыхает душой. Отличные ребята, неплохое пиво, ну и забавная история пригодилась. Если не называть имен, конечно. И не вспоминать, как они выкручивались из этой ситуации, чтобы не сообщать герру Зигхардингу подробности следствия. Так что будет лучше, если респектабельные друзья решат, что он все придумал.
– …на самом деле никакого города там нет, это просто повод! – Мозер повернулся к Шпатцу. – А ты что думаешь?
– Эээ… – Шпатц понял, что пока он размышлял о радостях жизни, разговор сместился с обсуждения женских прелестей на актуальный вопрос про настоящие цели экспедиции Фогельзанга. – Ты забываешь, что я здесь все-таки недавно, и пока у меня не может быть мнения на этот счет. Так что лучше скажи, что сам думаешь.
– Полярные области Сеймсвилля же! – Нойхофф нахлобучил на голову
– Мне тоже кажется, что кайзер готовится к войне, – сказал Мозер. – И это прекрасно! Давайте за это выпьем!
– Ты думаешь, что война – это хорошо? – сказал Шпатц.
– В самой по себе войне нет ничего хорошего, конечно, – Нойхофф поморщился. – Но население от нее только выиграет.
– Ты сеймсвилльцев имеешь в виду?
– Ну да, мы и так живем неплохо, – Мозер окликнул официантку, которая потеряла интерес к их столику, когда разговор перестал касаться личной жизни. – Вот сам подумай, ты же оттуда родом. Сейчас там нет ни нормальных дорог, ни бесплатного и доступного образования, ни возможности сделать карьеру, если ты не аристократ. А когда Сеймсвилль станет частью Шварцланда, то кайзер сразу возьмет эти земли под свое крыло и наведет там порядок.
– Но в какую цену это для них обойдется? – Шпатц уперся подбородком в сцепленные в замок руки. Этот разговор происходил уже не впервые.
– Ой, оставь эти пропагандные глупости! Мирное население специально никто не убивает, так, допустимые потери. Да и то из-за того, что оно опирается на замшелые представления о традициях и памяти поколений. А что такое эти традиции? Жить в хлеву, чтобы король мог спокойно купаться в роскоши, не думая о том, что ты будешь кушать на ужин?
– Да-да, традиции. Просто испокон веков в Сеймсвилле принято, что после дождя улицы должны тонуть в говне, – Нойхофф хохотнул. – Замшелые старые государства – это гири на ногах у человечества. Ведь что нужно, чтобы появлялись отличные врачи и гениальные инженеры? Чтобы личинки этих гениев нормально питались. Хорошие специалисты в нищете не рождаются.
– Не скажи, герр Нойхофф! – Шпатц посмотрел на свою опустевшую кружку. – Талант находит себе дорогу, если он настоящий!
– Вот только зачем ему искусственно возводить препятствия? – возразил Мозер. – Тут ведь как… Гений может и вылезет из своего хлева, дойдет до столицы пешком и покажет всем, что он гений. Но ведь чтобы работали заводы и фабрики, нужны не только гении! Нужны обычные инженеры. Чтобы лечить людей, нужны обычные врачи. А чтобы всех их обучить, нужны обычные учителя. А для обычных специалистов нужна соответствующая среда. Кайзер показал, что при правильном подходе разруха преодолевается за несколько лет. Если расстрелять засевших и кормушки воров и бездельников и заставить всех остальных работать. И Шварцланд тому подтверждение! – Мозер обвел вокруг себя кружкой, как бы призывая восхититься красотами своей страны. – Я родился в Аанерсгроссе. Здесь, в Билегебене. Только назывался он тогда по-другому.
Шпатц нахмурился. В чем-то его приятели были, несомненно, правы. Но его все еще пугало столь вольное рассуждение о войне, как о благе для той страны, в которой он родился и вырос. Пока никто не говорил напрямую, когда именно двинутся в сторону границы бронированные боевые машины, и взмоют в небеса армады люфтшиффов с тоннами бомб на борту, но для всех было очевидно, что это вопрос, ну, может быть, года. И безмятежность, с которой эту тему обсуждали те же Клод и Лейзе, его удивляла. В их представлении другая сторона вовсе не была врагом. Для них жители Сеймсвилля и король Сеймсвилля как будто существовали по отдельности. «Просто этот король дурак, раз допустит войну и заставит мирных жителей прикрывать свою коронованную жопу!» – безаппеляционно заявила Клод.