Правда варварской Руси
Шрифт:
Шведы же, как и предполагалось, разбрасывали свои силы. Комендант Выборга с полком в 1150 человек выступил на выручку Кореле. Рассчитывал, что своим нападением вынудит Пушкина снять осаду, но наткнулся на рвы и частоколы, которыми олонецкие солдаты окружили свои «острожки» и «таборы». Атаковал, был отбит и убрался восвояси. А части Трубецкого в начале августа подошли к Юрьеву (Дерпт, ныне Тарту). Как писали шведы, это был «собственно центр всей Лифляндии». И самая сильная крепость на ее восточных рубежах. Город окружала «красивая крепкая стена с мощными башнями», а внутренней цитаделью служил старый епископский замок, возвышающийся на крутой горе. Трубецкой расположился за р. Мовжей (Эмайыги), и ратники стали строить лагерь — «городок земляной против города».
Царская
Ордин-Нащокин, вернувшись из Курляндии к царю, подал предложение, что для успеха дальнейших действий надо взять крепость Дюнамюнде (Шанцы), контролирующую устье Двины, чтобы отрезать Ригу от моря. И Алексей Михайлович поручил эту операцию ему, выделил отряд полоцкого ополчения и вяземских городовых казаков. А передовые полки главной армии от Кокенгаузена совершили стремительный бросок и 21 августа вышли к Риге. Комендант Делагарди не ожидал столь быстрого появления русских, даже не успел сжечь пригороды и вырубить обширные сады вокруг города, закрывающие сектора обстрела собственной артиллерии. Что оказалось очень удобно для осадных работ. Под прикрытием садов, почти без потерь, войска под руководством генерала Лесли стали строить шанцы и батареи. Но Дюнамюнде Ордин-Нащокин с налета захватить не сумел. А посредническая миссия герцога Якоба кончилась неудачей. Предложение о капитуляции рижане и Делагарди отвергли, надеясь отсидеться за укреплениями. И действительно, как ни сильны были другие здешние крепости, с Ригой не могла поспорить ни одна из них. Айрман писал: «Этот город имеет прекрасный вал и ров с водой и отличные бастионы… На стене имеется страшная башня, расположенная в сторону суши, которая может подвергнуть обстрелу вокруг всего города».
На других участках фронта продолжались бои. В конце августа шведы предприняли вторую попытку деблокировать Корелу. Из Выборга туда отправился генерал Левенгаупт с 1600 солдат. Но воины Пушкина опять заперлись в острожках, отразили многочисленные атаки и в Корелу Левенгаупта не пропустили. Понеся потери, он отступил. А Трубецкой, осадив Юрьев, разослал отряды рейтар и дворянской конницы по всей Эстонии. Один из них ходил «к морю», добравшись «до Колывани» (Ревель, ныне Таллин). Узнав, что шведы выслали войско для помощи осажденному Юрьеву, Трубецкой отправил навстречу часть сил во главе с Семеном Измайловым. Одержали полную победу, «генерала и немецких людей побили и языки поимали», после чего взяли «немецкий город Кастер».
Под Ригой 1 сентября началась бомбардировка из 6 батарей. Толстенные стены не поддавались, ядра увязали в них. Современники писали потом, что даже 10 лет спустя было видно, «какими огромными ядрами неприятель обстреливал эту башню и намеревался ее разрушить; но все было тщетно, и он не причинил ей вреда» (Айрман). Однако и положение осажденных было трудным. Делагарди делал все возможное, чтобы затянуть осаду. Предпринимал вылазки, по сути, посылая людей на смерть — вылазки отражались, а при полном превосходстве русских в кавалерии мало кому из участников удавалось убежать в крепость. Но комендант добился выигрыша во времени. Наступила осень, холодная и дождливая, среди осаждающих начались болезни. Дороги развезло, затруднился подвоз продовольствия. Из-за этих лишений стали перебегать к противнику некоторые иностранные офицеры — под городскими крышами было уютнее.
Правда, и у шведов ситуация была уже критической. У них кончались боеприпасы, продовольствие. Но 12 сентября король «на многих кораблях» прислал им крупные военные силы, порох, ядра, продукты. Ордин-Нащокин к этому времени взять Дюнамюнде так и не сумел — отряд у него был сборный, малодисциплинированный. А военного флота, чтобы помешать вражеской эскадре, у Алексея Михайловича не было. Хотя флот-то, если рассудить, имелся — у потенциальных союзников датчан. Но они в войну все еще не вступили. Условия, привезенные Мышецким, их тоже не удовлетворили, предлагались разные поправки. А принять их не было полномочий у русского посла (ведь прежний проект одобрил сам царь). И тянулись обсуждения, переписка с государем… А шведская эскадра беспрепятственно проникла в Двину и разгрузилась в Риге. После этого генерал Лесли посоветовал Алексею Михайловичу снять осаду, считая ее уже безнадежной. Но царь счел обидным отступить, не попытавшись штурмовать.
Атаку назначили на 2 октября. Один из перебежчиков успел сообщить об этом Делагарди. И тот решил упредить штурм отчаянным контрударом. Рано утром, когда наши полки выдвигались на исходные позиции, вдруг вывел за ворота все наличные силы и бросил на не успевших изготовиться русских. Неожиданность обеспечила успех. Шведы смяли и отбросили полки Цыклера, Ненарта, Англера, Юнгмана, захватили 17 знамен. В нескольких местах ворвались в русские лагеря и редуты, поджигая их. Большие потери понес приказ стрельцов, направленный на выручку атакованным частям. Враг пробовал даже пробиться к царской ставке, но был встречен и отброшен людьми, собранными окольничим Стрешневым. Сеча шла до полудня. Сорганизовавшись и восстановив порядок, наши воеводы начали теснить шведов и загнали их обратно в крепость.
Но штурм был сорван. 5 октября Алексей Михайлович приказал снять осаду и возвращаться в Полоцк. Отход осложнился тем, что большие баржи с боеприпасами застряли на мели, а окрылившиеся шведы выступили в преследование. Тогда царь велел арьергарду под командованием Ордина-Нащокина организовать глубокий рейд под Ригу. И едва русская конница показалась у города, противник тут же одумался и оттянул войска назад для прикрытия Риги. Русские смогли без помех снять с мели суда и вернуться на свою территорию.
К Юрьеву шведы тоже послали сильные подкрепления. Но тут события разыгрались иначе, чем под Ригой. Войско, шедшее на выручку к осажденным, Трубецкой разгромил, «и тех немец многих побили и языки поимали». В результате этой победы гарнизон счел свое положение безвыходным, и 12 октября город сдался. Отряды Пушкина под Корелой и Потемкина под Нотебургом были малочисленными, тяжелой артиллерии не имели. Поэтому активности не проявляли. Постояли до осени, отвлекая на себя неприятеля, и ушли в свои пределы. Но в целом, несмотря на неудачу под Ригой, кампания была выиграна. За русскими остались Кокенгаузен, Динабург, Мариенбург, Нейгаузен, Юрьев — вся Восточная Лифляндия. Комендантом Кокенгаузена с подчинением ему остальных завоеванных городов царь назначил Ордина-Нащокина.
А в Москве в отсутствие государя Никон в большей степени занимался не военными делами, а углублял церковное реформаторство. Он издал книгу «Скрижаль», где осуждал «арменоподражательную ересь», проклинал двоеперстие и добивал уже поверженных оппонентов — Неронова, Аввакума и др. Кстати, с характером Никона и его склонностью к крайним решениям было связано еще одно любопытное событие. Иностранных офицеров, купцов, мастеров в России жило уже много. Причем в то время они в нашей стране предпочитали переходить на русскую одежду — более удобную и соответствующую климату, чем европейская. Но в один прекрасный день Никон, проезжая по улице и благословляя народ, вдруг заметил, что некоторые люди не кланяются и не падают ниц. Поинтересовался, и оказалось, что это чужеземцы. Патриарх чрезвычайно рассердился, заявил: «Нехорошо, что недостойные иностранцы таким случайным образом также получают благословение». И издал приказ, требующий от всех закордонных приезжих немедленно сменить платье на свое национальное. В общем, глядишь, если бы не этот приказ, то и Петру не пришло бы в голову переряжать Россию в европейские костюмы…