Правда во имя лжи
Шрифт:
– Господи! – тихо вскрикнула Соня. – Что это?
Никто не ответил. Свесившись через перила, она какое-то время пыталась разглядеть, что происходит внизу, но ничего не увидела. Потом тяжело хлопнула дверь подъезда, и все стихло.
«Грабители! – сообразила Соня. – Грабители обчистили Женьку!»
Она вбежала в квартиру и тут же кинулась на кухню, где стоял телефон. Схватила трубку – тишина. Батюшки, провод-то обрезан! Вон какой кусище выхвачен, не меньше полутора метров.
Бежать к соседям, звонить!.. Нет, сначала надо посмотреть, что украдено. Она метнулась в комнату, бросила встревоженный взгляд на комод – и замерла при виде неподвижного тела в красном платье.
«Так вот зачем им понадобился телефонный провод, – отстраненно подумала Соня. – Вот зачем…»
Не сознавая, что делает, она вышла в коридор – и вдруг качнулась к стене. Ноги подкашивались. Как-то внезапно, словно ударом, до нее дошло, кто это лежит там, возле кровати, и почему такими знакомыми кажутся красные босоножки на поджатых ногах, и красное разметавшееся платье, и пряжа волос.
Это ее босоножки. И ее платье! А волосы… волосы Лиды. Это Лида там лежит. Ее сестра, которую она, Соня, сегодня днем с улыбкой послала на смерть.
Но она ведь не знала!..
Послышался какой-то шорох. Соня подняла помутившиеся глаза и обнаружила, что дверь открывается. Милиция?
Соня слабо загородилась руками.
– Я ничего не знала. Я не хотела… – прошептала она.
И тут все померкло в ее глазах.
Струмилину не удалось взять билет даже перед самым отходом поезда, когда снимали всю бронь. Мест не было, не было, не было – ни на один рейс. И если бы Валерка не разбился в лепешку перед начальником, вернее, начальницей проходящего московского поезда, черта с два Струмилин вообще уехал бы, потому что сегодня в Северолуцке все как ошалели: собрались куда-нибудь уезжать. Причем именно на тех поездах, которые шли через Нижний.
Отчасти Струмилин их понимал, этих ошалелых путешественников. Сам-то он тоже не захотел оставаться в Северолуцке ни на один день, хотя существовала веская причина задержаться. Нет, конечно, завтра с восьми утра ему заступать на суточное дежурство – святое дело, подменить некому, все на их районной станции «Скорой помощи» в летних отпусках, и если он не выйдет вовремя, придется оставаться на вторые сутки Веньке Белинскому. И все-таки у него есть весьма уважительная причина, и, если бы он потом объяснил Веньке, почему опоздал, почему не вышел на свои сутки, тот понял бы. Все-таки не каждый день у человека разбивают машину, да еще в такие дребезги, как разбили его старый «Москвич»!
То есть по всем законам нормальной человеческой логики Струмилин должен был задержаться в Северолуцке. Однако он уехал почти сразу после того, как с помощью приятелей затащил свой безнадежный «москвичок» на милицейскую стоянку – ну да, как бы завели дело, хотя про себя все – и сам Струмилин, и Валерка с Пирогом, и эти парни в форме – убеждены, что налицо типичный висяк. То есть полная безнадега.
– Вы меня вызовите, если что, – сказал Струмилин инспектору, и тот с готовностью закивал:
– А как же, само собой.
И вот он стоит в коридоре у окна, сторонясь своих соседей, они тоже садились в Северолуцке, а потому еще не угомонились, и тупо смотрит на тающий в сумерках город своего детства.
Новостройки совершенно исказили прежний его облик, разве что самый центр, главная улица с двумя старинными храмами, столь знаменитыми, что их остереглись трогать даже пламенные революционеры, – еще оставались прежними. Но центр Струмилин не любил: вся эта красота для туристов, даже Красные купола, ничего не говорила его сердцу. Другое дело – окраинные улочки, с оврагами, садами в оврагах и маленькими купеческими и мещанскими домишками. Именно на такой улочке и жил когда-то Андрей Струмилин, а также его приятели: Валерка Шумской, он же Электровеник, Пирог – Петюня Носов – и Кот – Костя Аверьянов. Но все воспоминания об их детстве давным-давно стерло с лица земли уродливое градостроительство. Мужики, конечно, и сами изменились за последние двадцать лет – не то слово, насколько изменились… Кости вон даже в живых уже нет. Его тоже стерло с земли!
Смотреть на постаревшие, обрюзгшие от привычного пьянства лица дружков Струмилину бывало порой до того тошно, что он еще три года назад зарекся возвращаться в Северолуцк. Но вот пришлось все же нарушить зарок, чтобы получить от этого старинного городишки две могучие оплеухи: встречу с Костиной вдовой, что свела друга в могилу, и утрату машины.
Надо трезво признать: с «Москвичом» можно расстаться. Нет у него таких денег, чтобы восстановить машину: ведь прямо на капот какая-то злая сила столкнула с высоты пару-тройку бутовых каменюг весом килограммов по десять, не меньше. Высота оказалась не то чтобы очень большая – метра два, но «Москвичу» хватило. И дернул же черт поставить машину под этой недостроенной каменной оградой! Главное дело, он еще посмеялся с ребятами, когда те рассказали, кто ладит такой могучий заборчик. Оказалось, какой-то буржуй откупил себе живописный участок близ речки (она окольцовывала кладбище), принялся строить дом и только потом спохватился: как бы не начали захаживать в гости мертвецы! Ну и принялся сооружать из дикого камня эту ограду выше человеческого роста.
Около нее и поставил машину Струмилин, не подозревая, чем это может обернуться. Наоборот казалось – хорошее, тихое место, не на дороге, не на глазах всякой шантрапы. До Костиной могилы, правда, отсюда довольно далеко, и почти все время, пока они там поминали дружка, Струмилин нет-нет да и испытывал некое беспокойство за машину. Но он стыдился этой мещанской тревоги, совершенно неуместной у могилы товарища, и гнал ее от себя, ну а потом расслабился, выпил… к тому же появление Соньки и вышибло у него последние остатки соображения.
Струмилин криво усмехнулся. Увидав три каменюги, качественно раздолбавшие «Москвич», они с парнями немалое время стояли в полном ступоре, как физическом, так и моральном, пока Элекровеник не очухался и не завелся с криком:
– Это она нам подгадила! Сонька! Да развались моя утроба, если это не Сонькиных рук дело! Она Кота отравила, она и «Москвич» угробила!
Ну да, все как у классика: «Кто шляпку украл, тот и старушку кокнул».
Догадка сия настолько овладела воображением Электровеника, что и потом, когда приехала милиция, он беспрестанно требовал снять с бутового камня отпечатки пальцев и обследовать ту сторону ограды на предмет следов женских туфель.
– Она всегда вот на такенных каблучищах таскается! – азартно орал Валерка, растопыривая пальцы. – Вот на такенных, сантиметров двенадцать!
Он вконец достал милиционера, и тот не поленился – зашел-таки за ограду. Валерка увязался следом. Воротились оба весьма недовольные друг другом, и инспектор сообщил, что на сухой, закаменелой глине женских следов нигде не обнаружено, зато разнообразные мужские имеются в большом количестве.
Струмилин тогда довольно глупо ухмыльнулся, и это показалось менту подозрительным. Он сразу принялся расспрашивать, застрахована ли машина, а если да, то на какую сумму. К счастью, Струмилин никогда не отличался житейской предусмотрительностью, и, как ни настаивала мама в свое время насчет страховки, руки до этого у него так и не дошли.