Правда во имя лжи
Шрифт:
Все это происходило в 1973 году, то есть Великая русская сексуальная революция, когда Россия превратилась в один большой, постоянно действующий публичный дом, еще не разразилась, однако знаменитое утверждение: «У нас секса нет!» – все же было далеко от истины. Вот Аня, к примеру, постоянно размышляла о сексе.
Какой дурак придумал, что беременная женщина теряет свою притягательность для мужчин? Может, какая-то абстрактная, гипотетическая женщина и теряет, но Ирка ее с каждым днем приобретала. Все больше и больше. Хотя вроде
Что характерно, живота у нее практически не было видно. Тоненькая и стройная раньше, она просто равномерно полнела: наливалась великолепная грудь, роскошными стали бедра, а что талия расплылась, – так у кого она нынче есть, талия-то? К тому же Анино рукоделье помогало скрывать живот. Аня и в самом деле отлично шила – пока родители ее не впихнули практически силком на филфак, – мечтала стать театральной портнихой. Именно театральной, чтобы из Золушек делать принцесс, как та добрая Фея. Только у Феи волшебная палочка, а у Ани была бы волшебная иголочка. Ну вот ей и представился случай осуществить свои мечты на практике.
Другое дело, что сейчас она эти мечты в гробу видела… желательно рядом с Ириной.
– Так я не понял, деньги-то тебе в конце концов вернули или нет? – с живейшим интересом спросил Веня Белинский.
Замечательный все-таки парень этот Веня! Ни слова упрека Струмилину, когда тот появился, весь встрепанный, опоздав на дежурство чуть ли не на час. А ведь Вене в случае его неявки грозили вторые сутки на вызовах! Хлопнул приятеля по плечу, бросил с ухмылкой:
– Мамане позвони, она уже тут телефон оборвала. – И все.
Человек!
Струмилин сразу накрутил домашний номер, кляня себя, что за все утро ни разу не вспомнил: мама-то ждала его еще вчера! И если Валерка забыл ее предупредить, что Андрей едет поездом и вернется только наутро, сейчас он много чего услышит!
– Ма, привет, я в порядке, – буркнул он. – Тебе Валерка не звонил, что ли?
– Нет.
Это слово напоминало кубик льда, которым мама ежеутренне обтирала лицо – в косметических целях.
– А Пирог? – поинтересовался на всякий случай Струмилин, хотя прекрасно знал: у Пирога и телефона-то нет, вся надежда возлагалась на Валерку, а он, гад…
– Никто мне не звонил, – обиженно сказала мама и вдруг спросила громким оживленным шепотом: – Ты провел ночь у девушки?
Струмилин мученически завел глаза. Желание его матери как можно скорее сделаться чьей-нибудь свекровью порою становилось просто неприличным. Причем она отнюдь не отличалась ханжеством и вещи называла своими именами. И это немало смущало ее взрослого сына – «девственника-переростка», как она его ласково называла.
Насчет девственника – это она напрасно, конечно, а вот про переростка – святая истина.
– Да брось ты, – неуклюже сказал он. – Маньячкой становишься. Какие девушки, их небось и нету уже на свете. Просто сломался «Москвич», пришлось поставить его в сервис, ну а сам я вернулся на поезде. Просил Валерку успокоить тебя, так он, гад…
– В сервис?! – взвизгнула мама, и Струмилин, поморщившись, отодвинул трубку от уха. – Да лучше бы на свалку ее выкинуть, рухлядь эту, еще деньги на нее тратить!
– Выкинем, выкинем, – успокоил ее сын, вспоминая раздавленный капот. – Только не сейчас, ладно? Ну, пока, да? У меня тут вызов.
– Ом-манывать нехорошо, – пробормотал Веня, притулившийся тут же, на краешке стола, и с пристальным вниманием разглядывавший приятеля. – Вызовов пока нету. Слушай, видок же у тебя…
Сам же Веня выглядел отлично: был свеж, блестел свежевыбритыми щеками и благоухал кофеем вперемешку с туалетной водой. Похоже, нынче ему повезло: дежурство выдалось непыльное, удалось покемарить на раскладушке в одном из многочисленных закутков второго этажа, принять душ, даже кофейку глотнуть. Домой спешить смысла нет – Венина жена еще не вернулась из деревни, где отдыхала все лето с детьми, – поэтому он и сидел на краешке обшарпанного стола, поглядывал на Струмилина яркими карими глазами и нарочно хмурил свои и без того грозные брови.
– Провел, значит, ночь у девушки? – вдруг вопросил он громким, страшным шепотом – и успел-таки сорваться со стола, прежде чем Струмилин достал его кулаком.
Чертов Венька! И чертов телефон, у него так резонирует трубка!
– Ничего, ты у меня еще получишь! – без особой злобы буркнул Струмилин. – А вода горячая есть?
Вода горячая, как ни странно, была, и душ оказался отлично вымыт, и шампунь чей-то забытый стоял на полочке, и полотенце струмилинское никто нечаянно не унес вместо своего, так что вскоре он снова стал похож на человека. И даже несколько поуспокоился.
Но ведь змей Веня не мог уйти, не вызнав, что произошло с лучшим другом. И поэтому, как только Струмилин выпил кофе, он тут же и подкатился с душевными расспросами, и Андрей сам не знал, как это получилось, уже рассказывал историю вагонного ограбления почти во всех подробностях… вот именно, почти во всех. Причем тут собрались и врачи, и фельдшерицы, и водители, и даже новый начальник станции Виктор Сергеевич спустился со второго этажа.
– Так вернули тебе деньги или нет? – настаивал заботливый Веня.
– Вернули, всем все вернули, – кивнул Андрей.
– И «Ролекс» с «Визой»?
– Все, я ж говорю. Ох и хитрая эта тетка Чуваева оказалась! Нас с Бордо она опоила клофелинчиком, Литвинова вообще находилась почти без сознания, с ней никаких хлопот, ну а сама Чуваева выпила аминазинчику. Внешняя картина показательна, все как бы в порядке, никто ничего бы не заподозрил…
– Если бы на месте преступления не оказался доблестный доктор Струмилин! – завопил Веня. – Сопоставив анамнезы и диагнозамнезы, он сделал гениальный вывод…