Правдивая история о выдуманной личности

Загадка вечности

Горит. Самый большой собор во всей Испании, а, возможно, и во всем мире… Горит. Дым медленно поднимается к залитому алым светом небу и пачкает его черной сажей.

Я вытащил трубку изо рта и стряхнул истлевший табак. Пытался отвлечь себя от столь печального зрелища. Бесполезно. Взгляд постоянно поднимался ко все еще полыхающему кресту на самой вершине собора. Удивительно. Он должен был упасть первым после начала пожара, а кажется, что он только-только занимается. Крест медленно тонет в алом море, я даже могу разглядеть, как сначала стопы, затем бедра, потом торс и, наконец, голова Спасителя исчезают в адском пламени.

Чертовы фанатики! Я думал, испанцы уже покончили со всей инквизицией, но кто же мог знать, что их варварские методы им полюбились? Подумать только! Они спалили Дом Господа ради того, чтобы убить бессмертных! И кто же поверит в такую чушь? Они всего лишь убрали неугодных им людей таким ужасным методом…

Я не выдержал и вынул из сумки крохотную табакерку из красного дерева, открыл ее и достал щепоть табаку. Закурил.

Выпустил дымное колечко и тяжело вздохнул, едва сдерживаясь, чтобы что-нибудь не уничтожить.

Проклятие! Всего на четверть часа я задержался, а в итоге… В итоге погибли невинные люди. Нет. Я отнюдь не задержался…

Я опоздал. Уверен, они все вместе пошли в этот собор. Уж слишком часто я видел их всех вместе. Что-то сближало этих странных чудаков. Что-то… чего мне не суждено понять.

Я продолжил курить, дожидаясь, пока последние языки пламени исчезнут в вечерних сумерках. Разумеется, я не жду, что кто-то из той пятерки спасется. Но они заслуживают достойных похорон, с отходной и отпущением грехов. Хотя нет. Не все из них достойны покаяния. Неужели мне придется хоронить и того омерзительного графа?

Я снова тяжело вздохнул. А ведь действительно придется. Петр же его любил. Странный старик. Все время ходил за ним, как привязанный, а смотрел как на идола или даже Бога… Неужели в мире все еще осталась такая рабская привязанность?

Смеркается. Свет от собора почти перестал исходить, и я медленно поднялся на ноги. Как бы то ни было, нужно побыстрее закончить с похоронами. Не люблю возиться с мертвыми, мне больше по душе живые.

Трубка погасла, и я спрятал ее в пиджак. Надо торопиться. Холодает.

Я быстро пошел к огромной дыре, зияющей в ближайшей ко мне стене. Я слышал, что Петр завалил проход и несколько часов сопротивлялся угарному газу и пикам испанцев. Удивительный старик! Никто и получаса не смог бы простоять против целого отряда пикинеров, а этот перебил почти всех.

Осторожно пролез через дыру и невольно остановился. Зрелище… поистине омерзительное. Я на секунду отвернулся, подумав, что меня сейчас вырвет.

Весь собор был залит кровью, то тут, то там виднелись разные отрезанные части тела пикинеров. Я собрался с духом и снова посмотрел на место бойни.

Десятки солдат лежали в разных частях собора, но больше всего трупов было в центре. Там же возвышается какое-то древко…

Я подошел поближе и снова отвернулся, в этот раз закрыв рукой рот.

Сомнений быть не может. Я везде узнаю это квадратное лицо со шрамом на щеке. Это Петр. С колом в сердце. Чудовища!

Пригвоздили его, словно боялись, что он снова поднимется! Да куда уж ему? Его одежда изорвана, огромное тело мужчины как будто собаками разодрано! Но он… все еще каким-то чудом сжимает в руке косу, с которой никогда не расставался. Видимо, оружие сломалось во время сражения, а концом древка Петра и прибили к камню собора.

Я снова потянулся за трубкой, но остановился. Не время. Сейчас надо закончить свою работу. Я взглянул на лицо Петра. Не самое красивое, должен признать. Широкий подбородок, большой нос, шрам на щеке, словно его плеткой хлестнуло, тонкие сухие губы… Все уже холодное и неподвижное. Лишь только глаза, эти странные изумрудные глаза как живые пристально и с какой-то потайной болью, вопрошающе смотрели на меня. Готов поклясться, что он еще жив, хотя это априори невозможно.

Я взглянул на кол. Нельзя его так хоронить. Нужно выдернуть. Я дотронулся до дерева… Но почти сразу отдернул руку. Не могу. Просто не могу.

Так, соберись, тряпка английская! Я снова взглянул на древко. И стыдливо отвел глаза. Неужели у всех остальных такие же колья? И мне придется вытаскивать их все? Кстати… А где остальные четверо?

Я огляделся. Странно. Не вижу ни конского хвоста графа Люциуса, ни золотистой шевелюры его брата Фернандеса. Да и графа Вэйланда с княжной Еленой что-то не видать… Куда они могли подеваться?

Плевать. Потом отыщу их, а сейчас мне надо вытащить кол из тела бедного Петра.

Я выдохнул, схватился обеими руками за дерево и…

Хвать!

– Боже праведный! – закричал я и свалился с ног.

Рука Петра… РУКА ТРУПА СХВАТИЛА МЕНЯ!!!

– Мессир… – тихо простонал… О Боже, только не говорите, что это был Петр! – прошу… вас… не трогайте…

О, конечно, Петр, не волнуйся, и не подумаю больше! Я поднялся на ноги, готовый уносить ноги от этого проклятого места, но рука покойника все еще сжимала мою дрожащую кисть.

– Подо… ждите… Мне… нужна помощь…

Помощь?! Да тебе экзорцист нужен, Петр! Я беспомощно открывал и закрывал рот, не зная, смогу ли вообще хоть что-то сказать лет через десять.

– Все… живы, – вдруг выдавил труп, – они все… еще живы… здесь… – рука Петра, наконец, отпустила мою кисть и ударилась об пол собора.

О чем он? Бредит, что ли? Да уж конечно, после смерти только этим и можно заниматься! А может, брежу я? Табак какой-то плохой попался, или дыма надышался?

– П… петр, – наконец простучал я зубами, – ч-что п-происходит? Ты… ты все еще жив? Но как? Где остальные? Зачем вы пошли в этот собор? Зачем на вас напали пикинеры? Господи, что вообще здесь произошло?