Правдивая ложь

Робертс Нора

– Значит, его измены вас не беспокоили?

– Так бы я не формулировала. Развод – слишком простой и безболезненный ответ на постоянное траханье на стороне, а я верю в месть, Джулия. Если бы я больше любила Рори и меньше – Пола, все могло бы закончиться колоссальным взрывом.

И снова Джулия почувствовала трепет взаимопонимания. Она сама слишком любила ребенка, чтобы уничтожить его отца.

– Ваш брак с Рори распался много лет назад, но вы сохранили теплые отношения с его сыном.

– Я люблю Пола, как родного сына. – Затушив одну сигарету, Ева

немедленно закурила другую. Признание далось ей нелегко. – Я не создана для материнства, но, встретив этого красивого умного мальчика, захотела стать ему настоящей матерью. Мне было за сорок, и я понимала, что природа почти не оставила мне времени. Пол стал моим последним шансом.

– А мать Пола?

– Марион Харт? Потрясающая театральная актриса… Презирала Голливуд. Они с Рори перебрасывались ребенком, как мячиком. Пол был для Марион чем-то вроде собачки, которую купили, повинуясь порыву, а потом – деваться некуда – приходится кормить ее и выгуливать.

– Но это ужасно.

Впервые Ева услышала в голосе Джулии искреннее чувство.

– Вы мне не поверите, но, клянусь, не все женщины с восторгом принимают материнство. Никакого насилия, никакого пренебрежения – ни Рори, ни Марион и в голову бы не пришло обижать мальчика, – просто снисходительное равнодушие.

– Должно быть, он страдал, – прошептала Джулия.

– Нельзя сожалеть о том, чего не знаешь. – Ева заметила, что Джулия выключила диктофон, отложила блокнот и просто слушает. – Когда я познакомилась с Полом, он был умным, самодостаточным ребенком. Я не смогла бы сыграть безумно любящую мамочку, даже если бы знала как. Но я могла уделять ему внимание и получать от этого удовольствие. На самом деле, я часто думаю, что вышла замуж за Рори, потому что влюбилась в его сына.

Ева откинулась на спинку шезлонга, наслаждаясь воспоминаниями.

– Конечно, мы с Рори были знакомы, ведь вращались в одних и тех же кругах. Мы испытывали симпатию друг к другу, даже влечение, но, когда я была свободна, он был занят, и наоборот. И вдруг мы оказались в одном фильме.

– «Милашка».

– Да, романтическая комедия. И чертовски хорошая. Это был один из моих лучших фильмов. Остроумный сценарий, талантливый режиссер, элегантные костюмы и партнер-звезда, умеющий высекать сексуальные искры на съемочной площадке. Через две недели съемок пламя разгорелось за кадром.

Когда Ева вошла в пляжный дом Рори в Малибу, она чувствовала себя так, словно ей море по колено, и вовсе не от алкоголя.

Съемки затянулись допоздна, а потом они сбежали от всех и застряли в какой-то грязной забегаловке. Пили пиво, жадно поглощали гамбургеры. Рори бросал в музыкальный автомат монету за монетой, и они хохотали и подзадоривали друг друга под вопли «Бич бойз».

Закусочная была полна длинноволосых оборванных подростков – хиппи только начинали завоевывать Калифорнию. Какая-то подвыпившая девчонка надела на Рори бусы братской любви.

Они уже были звездами, но никто их не узнал. Эти юноши и девушки тратили деньги не на кинофильмы с Евой Бенедикт и Рори Уинтропом, а на рок-концерты и наркотики.

Ева и Рори покинули забегаловку и помчались в Малибу в открытом «Мерседесе». Ева специально выбрала эту ночь: на следующий день не было съемок, так что можно было не беспокоиться из-за припухших глаз. Как бы она ни мечтала о безумной ночи с Рори, прежде всего она была кинозвездой.

Ева вступала в связь с Рори, отдавая себе полный отчет в том, что ее душевные раны никогда не затянутся, но на какой-то короткий срок она могла бы забыть о них.

Растрепанная, босая – ее туфли остались в машине, Ева быстро обошла гостиную. Высокие деревянные потолки, стеклянные стены, рокот прибоя. Здесь, подумала она, опускаясь на ковер перед огромным камином. Здесь и сейчас.

В свете зажженных свечей Рори выглядел бесподобно. Бронзовая кожа, волосы цвета красного дерева, синие, как сапфиры, глаза. Она узнала вкус его губ, когда вокруг суетилась съемочная группа, но хотела попробовать их… его… без сценария и режиссера.

Она хотела безрассудного секса, хотела на несколько часов забыть о том, с чем ей предстояло жить до конца своих дней.

Рори опустился перед ней на колени. Нет ничего более головокружительного, чем женщина, готовая подчиниться мужчине.

– Знаешь, как давно я хочу тебя?

– Нет.

– Как давно мы знаем друг друга?

– Пять лет, может, шесть.

– Столько лет я и хочу тебя. – Рори опустил голову, чуть куснул ее губы. – Мне приходилось слишком много времени проводить в Лондоне, а я жаждал быть здесь, с тобой.

О, Рори умел заставить женщину поверить, что думал только о ней.

Ева провела ладонями по его лицу. Физически Рори Уинтроп был самим совершенством, и этого ей было достаточно, во всяком случае, в эту ночь он принадлежал ей.

– Тогда немедленно возьми меня. – Ева подкрепила приглашение тихим смехом и сдернула с него рубашку. Ее глаза сверкали алчно и многообещающе.

Рори почувствовал, что ей не нужна прелюдия, и, хотя для начала он предпочитал романтику и томительное предвкушение, никогда не шел наперекор желанию женщины. Это было частью его обаяния… и его слабостью.

Он стянул с нее одежду, восхищенный и покоренный силой, с какой ее ногти впились в его спину. Женское тело всегда приводило его в восторг, любое женское тело: худое или полное, юное или зрелое, но тело Евы сводило с ума.

Ева хотела забыть обо всем, кроме Рори, и не могла. Она слышала шум воды, набегающей на песок, слышала биение собственного сердца и свое прерывистое дыхание. Он должен заполнить зияющую пустоту в душе, он должен заставить ее забыться. Она не хотела помнить о других руках, о других губах.

Чтобы выжить, ей нужно забыть, и она пообещала себе, что ее избавлением станет Рори Уинтроп.

Колеблющиеся отблески свечей танцевали на ее коже, волосы струились по спине темным водопадом. Она вскрикнула, вобрав его в себя, и этот вскрик был похож на молитву… В конце концов, ей удалось забыться.