Правдивая ложь
Шрифт:
Крупный план будет позже. Ева знала, что сейчас камера не поймает ни ледяной блеск ее глаз, ни презрительный изгиб губ, но она использовала все это.
– Если бы ты был прав, я не оказалась бы в грязной дыре с неудачником вроде тебя!
Сунув руки в карманы, он раскачивался на каблуках.
– Ты знала, на что идешь. Такие женщины, как ты, всегда понимают, что делают. И ты прекрасненько выкрутишься. Это твой стиль.
Отвернувшись, она плеснула виски в стакан, стоявший на ободранном комоде.
– Я не выдаю своих друзей копам.
– Друзей. – Он расхохотался. – Ты называешь дружбой, когда кто-то пытается перерезать тебе глотку? Твой выбор, детка. – Сигарета повисла в углу его рта. Он сощурился от дыма, клубящегося между ними. – Но советую передумать, и окружной прокурор хорошо заплатит тебе за информацию. Такая, как ты… должна бы привыкнуть получать деньги за свои услуги.
Она влепила ему пощечину. Его голова резко откинулась, глаза превратились в щелки. Медленно, очень медленно он затянулся сигаретой. Ева снова замахнулась и, когда он схватил ее за запястье, чуть вздрогнула, готовясь к отрепетированному броску, готовясь с размаху плюхнуться в кресло…
Но Виктор швырнул сигарету на пол – ее взгляд, изумленный, понимающий, испуганный, навечно остался на кинопленке – и притянул ее к себе. Когда его губы обрушились на ее рот, она стала вырываться. Она боролась не с его стальными объятиями, а с теми взрывами, что сотрясали ее, и это не имело ничего общего со Сьюзен и касалось только Евы.
Если бы он не держал ее, она бы закачалась. Она чувствовала, как слабеют ноги, слышала, как грохочет в висках кровь, и, когда он отпустил ее, с трудом перевела Дыхание, побледнев так, что не требовалось никаких ухищрений осветителей или гримеров. Она помнила свою реплику только потому, что та полностью соответствовала ее состоянию.
– Ублюдок! Думаешь, этого достаточно, чтобы женщина упала к твоим ногам?
Он ухмыльнулся, но его ухмылка не разрядила сгустившуюся атмосферу.
– Да. – Только теперь он толкнул ее. – Сядь и заткнись.
– Стоп. В проявку. Господи, Виктор, – режиссер выскочил на площадку, – где ты взял это, черт побери?
Виктор наклонился, поднял с пола дымящуюся сигарету, затянулся.
– Просто показалось естественным в тот момент.
– И сработало. Боже милостивый, еще как сработало. Только в следующий раз, когда у тебя появится блестящая идея, предупреди меня. Хорошо? – Режиссер вернулся к камерам. – Снимаем крупные планы.
Ева стойко выдержала еще три часа съемок. Она ничем не выдала своего потрясения и гордилась этим.
В гардеробной она сменила одежду Сьюзен на свою. Сбросила проблемы Сьюзен и осталась со своими. В горле пересохло, и она с благодарностью приняла стакан чая со льдом у своей ассистентки.
– Сьюзен слишком много курит. Идите домой. Я посижу еще немного, успокоюсь.
– Вы потрясающе играли сегодня, мисс Бенедикт. Вы и мистер Флэнниган вместе великолепны.
– Да. – Помоги ей бог. – Спасибо, дорогая. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, мисс Бенедикт. О, мистер Флэнниган. Я как раз говорила, как восхищаюсь вами.
– Приятно слышать. Спокойной ночи, Джоан. До завтра.
Виктор вошел, и Ева замерла, следя за ним в зеркало туалетного столика. Он оставил дверь открытой, и она немного расслабилась. Повторения сцены с Тони не будет!
– Я подумал, что должен извиниться. – Однако в его голосе не было и намека на сожаление. Не отрывая взгляда от его отражения, Ева взяла щетку и начала расчесывать волосы.
– За блестящую идею?
– За поцелуй, не имевший никакого отношения к фильму. Я хотел это сделать с того самого момента, как мы познакомились.
– И сделал.
– Но стало только хуже. – Виктор провел рукой по волосам, густым и темным, лишь с легкой сединой на висках. – Я староват, чтобы играть в эти игры, Ева.
Отложив щетку, она взяла стакан с чаем.
– Мужчина никогда не бывает староват.
– Я люблю тебя.
Ее рука дрогнула, кубики льда в стакане звякнули.
– Как глупо.
– Тем более глупо, что это правда. С самой первой минуты.
– Виктор, между любовью и похотью большая разница. – Ева вскочила, схватила большую полотняную сумку, с которой обычно приходила в студию. – Лично меня в данный момент похоть не привлекает.
– А чашечка кофе?
– Что?
– Чашечка кофе, Ева. В людном месте. – Он усмехнулся, заметив ее колебания. – Неужели ты боишься меня, милашка?
Ева рассмеялась. Ричард бросал вызов Сьюзен. И она ответила, как Сьюзен:
– Если я и боялась когда-нибудь, то не мужчин. Ты платишь.
Виктор выбрал ярко освещенную забегаловку с пластмассовыми столиками, разделенными пластмассовыми перегородками, с безнадежно грязным полом и крикливыми официантками – явно не подходящее для обольщения место.
Они просидели там почти три часа, заказав, кроме кофе, мясо и черничный пирог. Виктор рассказывал о Мюриэл, о свеем неудачном браке, о своих обязательствах. И он не начал, как можно было ожидать, с того, что жена не понимает его, или с того, что он может освободиться в любой момент. Наоборот, он признал, что Мюриэл по-своему любит его и – что гораздо важнее – отчаянно нуждается в сохранении этого брака.
– Она нездорова. И физически, и душевно. Вряд ли она когда-либо поправится, а в таком состоянии я не могу оставить ее. У нее больше никого нет.
Как женщина, недавно выбравшаяся из-под развалин собственного брака, Ева попыталась проникнуться чувствами жены Виктора.
– Должно быть, ей трудно смириться с частым отсутствием, которого требует твоя работа.
– Нет. Она любит свой дом, и слуги прекрасно заботятся о ней, когда это необходимо. Вообще-то она могла бы справляться сама, но она часто забывает принимать лекарство, и тогда… – Виктор пожал плечами. – Она рисует, и очень хорошо. Когда бывает настроение. Так мы и познакомились. Я был типичным голодающим молодым актером и подрабатывал натурщиком в художественной школе.