Правила Барби
Шрифт:
– Знаешь, мне ведь всегда хотелось немного тебя запачкать.
– Запачкать?
– Показать тебе, что твоя задница сделана не из золота, Барбара. Ты не такая идеальная, какой мнишь себя. Кому-то нужно было напомнить тебе это. – Я прикусила губу, сдерживая боль, которая пронзила мою грудь. – Признаться честно, мне не хочется ввязываться в это, но было бы очень глупо отказаться от человека, который готов пойти на все, только бы я сделал что-то с ее бедственным положением, не считаешь? – Фостер подобрал мое платье с пола, а затем небрежно бросил его мне, словно я была
Я начала лихорадочно натягивать розовую ткань на себя, но она не поддавалась, руки меня не слушались, отчего в своих попытках одеться я выглядела нелепо. Он больше не смотрел на меня, спрятал руки в карманы брюк и отошел к своему столу.
– Есть завещание, есть закон, твой отец был во здравии, насколько я знаю, поэтому признать его недееспособным не удастся. Я не смогу опровергнуть завещание, даже если задействую все свои ресурсы, чего ради тебя, я делать и не собираюсь.
Ненависть к этому человеку сжигала меня изнутри и, разобравшись со всеми пуговицами на платье, я выпрямилась.
– Ты ничтожество, Фостер.
– Хотя есть еще одна идея, можешь переспать с адвокатом твоего отца, нотариусом, или со всей нотариальной коллегией, возможно, они смогут «потерять» завещание. – Фостер хотел приблизиться к моему уху, но я замахнулась в попытке ударить его по лицу, он перехватил мою руку, тогда я замахнулась другой, но и она была схвачена. Джефри с силой сжал мои запястья и притянул меня к нему, следующие слова он прошептал в мои губы: – И скажу наперед, ведь твоя светлая голова может счесть это хорошей идеей: это был сарказм. Потерять завещание невозможно, поэтому переспи ты хоть со всем городом, штатом, с белым домом, твоей проблемы это не решит.
– Ублюдок! – зарычала я и начала брыкаться, чтобы причинить ему хоть немного боли от той, что испытывала сейчас. Но он развернул меня и прижал спиной к своей груди, намертво припечатывая меня и сковывая мои руки. Своими ягодицами я чувствовала его внушительную эрекцию. Но это совсем ничего не значило, причиной его возбуждения была банальная похоть.
Его губы коснулись моего уха.
– Да, и этот ублюдок – единственный человек, который стоит между тобой и твоим наследством.
Я пыталась вырваться, но все было тщетно, он был больше меня в несколько раз, сильнее, я чувствовала спиной каменные мышцы его груди и в какой-то момент просто сдалась.
– Говори уже, что тебе нужно, я терпеть не могу неизвестность. – Он вжимал меня в свое тело, но при этом держал меня в своих руках очень отстраненно, будто не хотел прикасаться вовсе, словно одна мысль о том, чтобы держать меня была для него омерзительна.
– Привыкай. Я еще не придумал, что сделаю с этой властью, но уверяю, у меня просто потрясающее воображение.
– Не сомневаюсь, – скрывая дрожь в голосе, ответила я.
– Я знаю, какой занозой в заднице ты можешь быть, залезешь так глубоко, что ни один врач не достанет. Поэтому будь паинькой, Барби.
Барби.
Я думала, это что-то значит для него, но на самом деле я всегда была для него глупенькой Барби.
Первая слезинка скатилась по моей щеке, замирая где-то на губах. Я сглотнула ком в горле размером с бейсбольный мячик и обреченно откинула голову на его плечо. Он ощущался большим и теплым позади меня, в его руках я утопала почти полностью, ведь была очень маленького роста, раньше он был моей надеждой, моей защитой и опорой, но он выбрал быть моим наказанием, моей ненавистью.
– Я постараюсь, – обреченно выдала я.
Смешок одобрения сорвался с его губ, грудь позади меня завибрировала.
– Вот и славно. Займи комнату около прачечной на первом этаже.
– Комнату для прислуги? – ошеломленно спросила я.
– Да.
Я не смогла сдержаться и тихо всхлипнула. Услышав это, он напрягся, замер.
Неужели человек без сердца почувствовал жалость ко мне? Мои подозрения развеялись слишком быстро, ведь в следующее мгновение он сказал:
– Спокойной ночи. Думаю, тебе понравится быть за-му-жем, Барби.
Его губы съехали чуть ниже, трепетно коснулись моей щеки. Если бы я не знала, как сильно он ненавидит меня, то решила бы, что это был жест нежности. Он шумно вдохнул, будто… нюхал меня.
– Достаточно было просто попросить. Но это ведь так сложно для тебя. Всегда было. На глотку себе наступишь, но не станешь умолять. Гордая Барби лучше даст себя трахнуть, чем нормально попросит о помощи, – прошептал Фостер. Его шепот отразился мурашками на моей шее.
Слезы крупными каплями покатились из моих глаз, стекали к подбородку и опадали на его руки, которыми он сжимал меня. Его пальцы разжались, он отстранился и ушел из кабинета так быстро, что я даже не успела взглянуть на него.
***
Ранним утром я бесцельно наблюдала за покачивающимися на ветру ветвями кустов во дворе. Буря миновала, небо было голубым, из-за горизонта совсем недавно показалось солнце.
Я не могла больше уснуть. Стоило мне закрыть глаза, как я видела ухмыляющееся лицо Фостера. Чувство стыда, в которое он вогнал меня, разъедало мой мозг. Я чувствовала себя грязной, хоть и не сделала ничего плохого. Думаю, всему виной сам факт того, что я сбросила с себя одежду по первому его требованию и позволила управлять мной. Хотя если быть откровенной, он ведь совсем не принуждал меня, это сделала я сама.
Ночью я решила пробраться на кухню, потому что очень сильно хотела есть. Мой желудок болел, ведь в течение дня я выпила лишь несколько чашек кофе. Я знала, что никого не застану, ведь все нормальные люди спят ночью. Как же я ошибалась.
Из гостиной раздавались странные звуки, и это смутило меня. Я говорила сама себе, что мне не следует заглядывать туда, но все же решила проверить. В камине плясал огонь, отбрасывая танцующие тени на стены. Я медленно скользила взглядом по залу, пока не заметила их. Джефри восседал в кресле без рубашки, а верхом на нем была Челси. Она терлась о его колени, предвкушая момент, когда он наконец разденет ее и трахнет так, что будут дрожать ноги.