Правила боя
Шрифт:
– Самые свежие, с кровью.
– Увы, синьоры, у меня не бывает такого мяса, и, уверяю вас, что в Чикаго мясо с кровью можно найти только на бойне.
– Хорошее слово – бойня, – сказал третий, – очень хорошее. Что ж, тогда мы сами позаботимся о свежем мясе.
Лавочник схватился рукой за шею, в которую впилось какое-то насекомое, и так, не отрывая руки, опустился на пол.
Первый заглянул за прилавок, нашел там табличку с надписью «Chiuso» – «Закрыто» и повесил ее на дверях лавки, а двое других оттащили спящего торговца за прилавок, после чего странная троица скрылась в подсобке.
Плетеные
Кто-то из гостей вполголоса подпевал перебиравшему струны гитаристу.
В это время из кухни донеслось пронзительное кошачье мяуканье, сытые расслабленные мужчины с улыбкой переглянулись, а музыкант неожиданно отложил гитару, распахнул полы своего плаща и извлек небольшой, похожий на детскую игрушку, автомат.
В дверях кухни возникли трое мужчин.
Двое из них, с автоматами в руках, опустились на одно колено, третий продолжал стоять, держа, как герой боевика, в каждой руке по пистолету. Все четверо открыли огонь одновременно.
Люди не кричали, потому что пуля быстрее крика, люди не стонали, потому что мертвые не стонут, только бутылки с кьянти не желали молчать и со звоном рассыпались на стеклянные блестки, смешивая молодую кровь винограда со старой кровью людей, да глухо крякали дубовые панели, принимая в свою плоть маленькие кусочки свинца.
Гитарист медленно обошел зал, внимательно вглядываясь в лежащих на полу людей, лишь однажды остановившись, чтобы исправить ошибку пули, после чего достал из кармана конверт, положил его на ближайший столик и придавил стаканом с вином.
Он вернулся к своему стулу, взял стоявшую у стены гитару, и мужчины скрылись в изломанных коридорах с пыльными лампочками, редко висящими на кривых, свернутых косичками шнурах. Табличка «Chiuso» – «Закрыто» уже висела на дверях ресторана.
Полчаса назад ее повесил сам синьор Джованни.
Глава вторая
Мандарины с тротилом
В воскресенье утром мы с Пашей поехали в гамбургский аэропорт Фульсбюттель встречать Петра Петровича Сергачева.
А в субботу мы купили машину.
До этого дня я прекрасно перемещался на своих двоих, во-первых, потому что мне интересно было посмотреть город Гамбург – первый иностранный город в моей жизни. А во-вторых, Паша, исполнявший не только обязанности переводчика и телохранителя, но и экономного кота Матро скина, решительно против машины протестовал.
– Куда нам машина? – недовольно бурчал он. – Чего, ехать куда надо далеко? Так не надо ведь, стоять будут деньги, в железо вложенные, а то еще угонют, знаешь как русская мафия здесь лютует!
А я и не настаивал, машина действительно была не нужна.
Теперь – другое дело, приезжает Сергачев, какие у него планы на гамбургский визит – неизвестно. Во всяком случае, нужно, чтобы машина всегда была наготове и стояла если не у подъезда, то на ближайшем паркинге.
Я настаивал на «фольксвагене гольфе», к которому привык в Питере, и который мне было особенно жалко, когда он геройски погиб в деревне Пепекюля, а Паша уперся на самом дешевом, из третьих рук, «опеле». Объяснял он свой выбор тем, что ты, мол, Кастет, с машинами обращаться не умеешь, ты их бьешь, жжешь и уничтожаешь. Поэтому машина тебе нужна самая плохонькая, какую и пожечь не обидно, лучше всего было бы тебе, «Запорожец» купить, но его в Федеративных Германских Землях фиг купишь. Он долго еще так гундосил, пока я не включил командирский голос старшего лейтенанта Советской Армии и не распорядился покупать только «фольксваген гольф», только цвета «металик» и только новенький, прямо с конвейера.
– И чтобы в салоне резедой пахло, – буркнул под нос Паша и пошел исполнять приказание старшего офицера.
Вообще-то, насчет своего старшинства были у меня большие сомнения, потому что я всего лишь старлей, комиссованный двадцать лет назад по состоянию здоровья, а Паша, хоть годами и моложе меня, но из армии, или где он там еще служил, ушел всего пару лет назад, так что до майора вполне мог дослужиться.
И еще смущало меня в пашиной военной биографии, что уж больно прытко говорит он по-немецки, и не просто говорит, а на каком-то хитром диалекте, который только природные немцы понимают, и постоянно его спрашивают, когда, мол, герр Пауль, выехали из мест, где этот диалект общеупотребителен.
Да и в Гамбурге он ориентируется лучше, чем я в своем родном Ленинграде-Петербурге…
Петр Петрович Сергачев прилетел утренним рейсом, на «Люфтганзе».
Мне вдруг вспомнился приснившийся на днях «боинг», в котором я занимался непотребством сразу с тремя стюардессами, и понял, что давненько уже холостякую, а потому пора бы возобновить тесные контакты с противоположным полом. И я решил, что как только представится случай, непременно поговорю с господином Сергачевым и потребую вызвать сюда Светлану, потому что любовь и здоровый безопасный секс жизненно необходимы нестарому, еще крепкому мужчине.
За всеми этими размышлениями я чуть не пропустил появление Сергачева, который был одет, как всегда, скромно и неприметно, словно для того, чтобы надежнее затеряться в толпе.
От своего неизменного плаща андроповских времен он, правда, отказался, но то, что было надето на нем сейчас, было явно не от Версаче, Гуччи или Дольче и Габбана – нечто неяркое и бесформенное, явно производства артели «Москошвея».
Поздоровавшись со мной, Сергачев извинился, отвел Пашу в сторону и долго с ним о чем-то говорил. Паша молча слушал, кивал головой, пару раз взглянул в мою сторону, а потом куда-то ушел, не на улицу, а вглубь вокзала, может быть, пошел сергачевский багаж получать.
– Ты машину водишь? – спросил меня Сергачев.
Я возмущенно пожал плечами.
– Ах да, извини, ты же водила, дальнобойщик, ас шоссейных дорог. Тогда поехали.
– Куда?
Теперь уже плечами пожал Сергачев:
– В гостиницу. «Саксонский двор» называется, может быть, слышал…
– Слышал, – буркнул я. – Поехали.
Всю дорогу Сергачев молчал, в окошко не смотрел, сосал свои леденцы и о чем-то думал.
– Как там Светлана? – наконец решился спросить я.
– Нормально, – ответил Сергачев, – хорошо. Скоро приедет.