Правила убийцы
Шрифт:
«Все будет как надо, – с удовлетворением подумал он. – Нужно только еще немного поработать над легендой». Они дрались с Валлионом в спальне. Он вытащил преступника в студию, не желая подвергать Карлу опасности, и там Валлион схватил пистолет, который был спрятан у него за поясом. Этого достаточно. Все равно никто не захочет копаться в этом.
Он подошел к окну, раскрыл его и выбросил два больших куска пластиковой трубки, из которых состоял глушитель. Просто на улице прибавится мусора. Прокладку и внутреннюю
Свой пистолет он сунул в кобуру и вернулся в спальню. Карла неподвижно лежала на постели, но ее грудь мерно поднималась и опускалась.
– Это опять я, Лукас, – сказал он, сжав ее ногу здоровой рукой. – Все будет хорошо. Я – Лукас. – Он услышал, как в комнату вбежал полицейский, и крикнул: – Я здесь – полиция Миннеаполиса, Лукас Дэвенпорт, срочно нужна «скорая помощь»…
Он выкрикивал эти слова, а в мозгу промелькнуло ошеломленное и угасающее лицо Валлиона.
«Этот – шестой», – подумал Лукас.
35
Через два дня после Рождества, с рукой все еще находящейся в гипсе после хирургической операции, Лукас, пробиваясь сквозь начинающуюся метель, шел по пустынному студенческому городку к Элле Крюгер в Фэт Альберт-Холл. Ее кабинет находился на третьем этаже. Он поднялся по истертым бетонным ступеням, расстегнул молнию на своей куртке и стряхнул с плеч снег. В коридоре на третьем этаже было темно. В дальнем конце через непрозрачное стекло двери пробивался свет. Его шаги гулким эхом отдавались по коридору. Лукас постучал.
– Заходи, Лукас.
Он распахнул дверь. Элла читала в кресле, стоявшем возле стола напротив диванчика. Из дорогой стереосистемы лилась мелодия пьесы «Богатырские ворота» из фортепианного цикла «Картинки с выставки». Лукас вынул из кармана куртки сверток и протянул ей.
– Подарок!
Счастливая улыбка осветила лицо Эллы. Она взвесила сверток на руке.
– Надеюсь, он недорогой.
Лукас повесил свою куртку на вешалку и уселся на диванчик.
– Честно говоря, он стоил мне руки и ноги.
Улыбка начала таять.
– Ты ведь знаешь, что я давала обет бедности.
– От этого подарка ты богаче не станешь, – сказал Лукас. – А если ты когда-нибудь продашь его, то я приду и задушу тебя.
– А! Тогда я думаю… – Она покачала головой и начала распаковывать коробочку. – Мой самый большой недостаток, причина моего самого тяжкого греха состоит в том, что я любопытна.
– Я, наверное, никогда не смогу понять Церковь, – произнес Лукас.
Монахиня открыла маленькую красную коробочку и достала золотой медальон на длинной золотой цепочке.
– Лукас! – воскликнула она.
– Прочти, что на нем написано.
Она повернула его и прочла:
«Agnus Dei: qui tollis peccata mundi, miserere nobis»…
– Это очень благочестиво.
Она вздохнула.
– Но все же это золото.
– Так носи его с презрением. А когда оно начнет тебе нравиться, пошли его матери Терезе.
Элла рассмеялась.
– Матери Терезе, – повторила она и снова посмотрела на медальон. – А это что? С другой стороны.
– Надпись поменьше.
– Какие маленькие буковки.
Она поднесла медальон к самому носу.
Необходимость не подчиняется закону,
Так говорит Святой Августин.
И Бешеного Пса предали земле
С помощью монахини Премудрой.
От удивления она сначала опешила, а потом, запрокинув голову, начала хохотать.
– Это просто ужасно, – наконец произнесла Элла. – Августин, наверное, в гробу перевернулся.
– Ну, не так уж и плохо, – с прохладцей в голосе заметил Лукас. – Строго говоря…
– Лукас, это на самом деле ужасно.
Она снова начала хохотать, и в конце концов Лукас тоже засмеялся вместе с ней. Отсмеявшись, она вытерла слезы.
– Я буду хранить его вечно. Не знаю, что сестры подумают, когда найдут его на моем теле…
– Пусть отошлют его матери Терезе, – предложил Лукас.
Как старые друзья, они вспоминали о том, как они притворялись, что падают в обморок во время молитвы после занятий, о мальчике, который в четвертом классе признался, что не верит в Бога. Его звали Джен, это все, что они смогли о нем вспомнить.
– С тобой все в порядке? – через некоторое время спросила она.
– Думаю, да.
– А твоя пассия…
– Все в порядке, спасибо. Я хочу, чтобы мы поженились, а она не хочет.
– Как монахиня, я должна возмутиться. Но если подходить к этому не с точки зрения официальной морали, то полагаю, она достаточно умная женщина. Выходить за тебя замуж весьма рискованно… А как там Карла Руиц?
– Уехала в Чикаго. У нес другой мужчина.
– А ее ночные кошмары?
– Стало хуже.
– О, бедняжка!
– Она ходит к психиатру.
Еще через некоторое время.
– Тебя не одолевают сомнения или угрызения совести по поводу смерти Луиса Валлиона?
– Нет. А что, должны?
– Я размышляла над обстоятельствами этого дела… – сказала она.
Лукас на минуту задумался.
– Элла, если ты хочешь знать все, я тебе расскажу…
Теперь наступил ее черед задуматься. Она отвернулась к большому окну. Ее черный силуэт вырисовывался на фоне падавшего за окном снега.