Правила выживания в Джакарте
Шрифт:
– Это была случайность! Я не…
– Эй? Чья, говорю, маши…
– Моя! – рявкает Салим. – Я спрашиваю, Андрей, ты меня понял?
Парень картинно кривится, обиженно одергивает сутану и пристально смотрит на руль, но, схватив от Салима подзатыльник, быстренько расписывается в своей понятливости.
– Старательно ты его дрессируешь, – хмыкает Рид, хлопая дверцей. Салим хмуро провожает этот жест взглядом, и Рид спешит сойти на тротуар, чтобы между дверцей и салоном в следующий раз не оказалась его голова. – Кто он? Серб? Украинец? Русский?
– Русский. – Салим обходит машину, еще раз показательно строго глядя на Андрея через лобовое стекло. – Только от него и толку, что водить умеет.
– Где падре его подобрал?
– У Старших Сестричек.
Рид стопорится, застывая вполоборота и не отрывая взгляда от Салима.
– У Старших Сестричек? В смысле он…
– В смысле он брат одной из них. Не будь мудаком, а?
– Нет, а что сразу мудаком? Ты говоришь: Сестрички, что я мог подумать? – Он делает большие глаза, но Салим, видимо, уже не хочет продолжать этот разговор, начиная хлопать по карманам в поисках курева. За три года хоть бы другую марку мог начать курить, что ли.
Но не только Салим и его бессменные сигареты остались такими, как прежде.
С тех пор как Рид побирался на этих улицах, Препедан не поменялся. Здесь бегают дети: все в драных майках, все друг другу братья и сестры, сироты и не сироты, бездомные и те, кому есть где жить. Дома в Препедане в любом случае мало чем отличаются от тех, что сооружают себе бездомные. В одном из таких домов жил Мо с матерью. Дом этот тоже снесли – Препедан все время переваривал сам себя, но ничего путного из этого не выходило.
– Стирай этот припадок ностальгии со своего лица, и пошли, – бурчит Салим.
Конец ознакомительного фрагмента.