Правильный ход
Шрифт:
— Эй, это у меня грязные шутки.
Ее улыбка снова исчезает, а по щекам продолжают стекать слезы. — Я просто устал, а ты был расстроен из-за меня после игры.
Выдыхая, я откидываю голову назад. — Я не был расстроен, только не из-за тебя. Я играл дерьмово. Пресса не переставала задавать вопросы, а затем идти разговаривать с фанатами. Я устал, и я так же знал что вы устали. Я хотел дать тебе передышку. Я не хотел вымещать это на тебе или заставлять чувствовать, что это твоя вина.
Проводя рукой по ее волосам, я возвращаю ее голову к своему
Когда она поднимает на меня взгляд, глаза Миллер становятся еще более ярко-зелеными из-за красного оттенка, который их окружает.
— Я никогда не видел его таким влюбленным.
Это происходит с нами обоими.
— Ты так думаешь?
Я хихикаю. — Да, Миллс. Он вырубился и пускает слюни на твой комбинезон. Я думаю, можно с уверенностью сказать, что он влюблен.
Она на мгновение опускает взгляд, проводя рукой по его темным волосам. — Хорошо. Шмыгая носом, она берет себя в руки. — Ты собираешься завтра смеяться надо мной за то, что я слишком устала плакать?
— О, конечно.
Она слегка смеется, возвращая себе часть того духа, который делает ее той, кто она есть, прежде чем снова уткнуться носом в мое плечо.
— Спасибо тебе, — шепчу я. — Я знаю, что говорю это не часто, но ему так хорошо с тобой.
— Ты думаешь, я лучше, чем та женщина-педиатр со всеми этими кардиганами?
Сбитый с толку, я наклоняюсь, чтобы получше рассмотреть ее. — Педиатр Макса — мужчина, и я не думаю, что ему нравятся кардиганы.
— Рыжеволосая. — Миллер зевает. — Та, которая дала тебе свой номер после игры. Как ты думаешь, она понравится Максу?
Ломая голову, я ищу, что бы собрать пазл воедино. Кардиганы. Врач. Номер телефона.
Номер телефона… рыжеволосой женщины, которая сунула мне листок бумаги после игры? Я предположил, что это номер ее телефона, но не проверил, прежде чем выбросить его в мусорное ведро возле автобуса.
— Миллер Монтгомери. Ухмылка расплывается. — Ты ревнуешь?
Она качает головой, говоря мне "нет".
— Ах ты маленькая лгунья.
— Ш-ш-ш, — шепчет она, прижимаясь к моей груди. — Я сплю.
Я не могу сдержать улыбку, расползающуюся по моим губам. Миллер Монтгомери ревнует, и это чувство противоположно всяким правилам и условиям.
После двух часов ночи, когда я вхожу в свой гостиничный номер в Сан-Франциско. Макс, слава Богу, проспал весь полет, ни разу не проснувшись ни по дороге на автобусе в отель, ни пока я устанавливала его кроватку в нашем номере. Что касается меня, то я ненавижу перелеты с эффектом "красных глаз", и команда изменила наше расписание поездок, чтобы избежать их в этом сезоне; однако иногда у нас нет выбора и приходится добираться до следующего города.
Почистив зубы, я плюхаюсь на кровать, совершенно опустошенный за последние несколько дней.
Но по другую сторону этой стены от меня есть женщина, которая не менее измучена, и я не могу перестать думать
Снимая телефон с зарядного устройства, я отправляю ей сообщение.
Я: Ты в порядке?
Проходит минута, прежде чем она отвечает.
Миллс: Да, теперь я в порядке.
Я: Хорошо. Итак, что на тебе надето?
Я слышу ее смех через стену.
Миллс: Разве тебе не хотелось бы узнать.
Я: Я бы так и сделал. Вот почему я спросил.
Она присылает мне свою фотографию в постели, полностью прикрытая с головы до ног. Толстовка безразмерного размера, мешковатые спортивные штаны, которые, как мне кажется, могли бы быть моими, блестящая от ее ночного ухода кожа. Явно готова ко сну, и, Боже, как я хочу быть там, рядом с ней.
Я: Если я тебя кое о чем спрошу, ты скажешь мне правду?
Миллс: Ну, у меня нет привычки лгать тебе, так что дерзай.
Я: Почему ты расстроилась из-за Макса?
Наступает долгая пауза, прежде чем я получаю ответ.
Миллс: Я не уверена. Я просто хотела помочь ему. Чтобы ему было хорошо, я думаю.
Я: Это потому, что ты любишь его?
Миллс: Да. Я действительно люблю твоего сына.
И она думает, что не влюбляется, хотя уже сделала это один раз этим летом.
Я: Могу я задать тебе еще один вопрос?
Миллс: Дерзай.
Я: Ты ревновала сегодня вечером?
На экране появляются и исчезают три серые точки, повторяя этот рисунок еще пару раз.
Наконец, она отвечает.
Миллс: Да.
Я: Почему?
Миллс: Ты бы поверил мне, если бы я сказала, что не уверена? Я никогда раньше не ревновала. Я никогда ни о ком не заботилась настолько, чтобы делать это.
Я: Но мы тебе небезразличны?
Я слишком большой трус, чтобы спрашивать только про себя. По крайней мере, если я припишу туда Макс, я знаю, что она не сможет полностью сказать "нет".