Правило двух
Шрифт:
Занна помедлила с ответом, но все же кивнула.
— Вероятно.
Врать смысла не было.
— Ты стоишь на краю обрыва, — предостерег Даровит. Его голос напрягся и приобрел суровые нотки. — Ты еще можешь измениться, Занна. Но я знаю, что если Бейн умрет, жажда мести заставит тебя убить Калеба. Я боюсь, что смерть учителя поможет тебе переступить черту. Ты превратишься в него.
— Не хочу, чтобы ты стала такой же, как он, — добавил он чуть мягче, кивнув на Бейна, неподвижно лежащего на носилках. — Я должен был спасти тебя от тебя самой. Я не должен был допустить
— Но это же… это бессмысленно, — Занна, что есть сил, пыталась вникнуть в путаную логику. — Если Бейн выживет, он не позволит мне бросить учебу.
Да как будто я сама захочу? — добавила она про себя.
— Чтобы Калеб помог, — пояснил кузен, — тебе придется отправить посыльный дрон «Лоранды». Ты сообщишь джедаям, где мы находимся, чтобы они прилетели и арестовали Бейна.
— Что? — выкрикнула Занна, отшатнувшись. — Да это безумие!
— Нет, не безумие! — ответил Даровит, схватив ее за локоть здоровой рукой, и развернув к себе лицом. — Прошу тебя, Занна, просто выслушай меня. Если ты отправишь сообщение джедаям и сдашь им Бейна, это докажет, что ты уже не сит. Что ты готова искупить всю боль и все страдания, что причинила.
— И только на этих условиях Калеб согласен вылечить Бейна, — добавил он через секунду, отпустив ее руку.
— Ты сам видел, что может Бейн, — сказала Занна. — Что ему помешает убить джедаев, когда те прилетят?
— Токсины орбалисков растворяют тело Бейна изнутри. Если Калебу удастся помочь, пройдут недели, даже месяцы, прежде чем он сможет подняться с постели.
— А я не могу просто забрать Бейна и увезти его, когда он поправится?
— Ваше оружие — скрытность. Джедаи думают, что вашего ордена больше нет. Они не будут гоняться за тенями каждый раз, как кто–то произносит слово «сит». Только поэтому вы двое еще живы.
Но когда ты пошлешь дрона, все изменится. Они узнают о ситах. Получат доказательство, которое заставит их действовать. Каждый рыцарь–джедай и каждый мастер на миллионе миров будет вас искать. Ситы не смогут и дальше скрываться.
Занна знала, что Даровит прав. По этой же причине Бейну пришлось здорово потрудиться, чтобы об их существовании просочилась лишь пара–тройка бездоказательных слухов.
— К тому же, — добавил кузен, — Калеб не сделает ничего, пока мы не обездвижим корабль. Если сбежишь, тебе придется тащить Бейна на себе по пустыне. Даже если он переживет дорогу, тебе не уйти далеко до прибытия джедаев.
— Кажется, знахарь не очень–то мне доверяет, — буркнула Занна.
— Ты его едва не убила, — напомнил кузен.
— Но если я сдам джедаям учителя, — размышляла Занна вслух, — что тогда будет со мной?
— Не знаю, — сознался Даровит. — Джедаи могут арестовать тебя. А могут принять твой поступок за переломный момент в твоей жизни. Попытку загладить вину.
— Может, они даже возьмут тебя к себе, — предположил он. — Я слышал, джедаи верят в искупление. И это лучшее, из чего можно выбрать.
— А ты? — спросила девушка. — Какова твоя роль?
— Я умываю руки, если ты решишь убить Калеба и бросить Бейна, — сказал он. — Но сомневаюсь, что ты это сделаешь.
— Ты так уверен?
— Я же говорил тебе, Занна — между нами связь. Я точно могу сказать, о чем ты думаешь, что чувствуешь. Ты боишься одиночества… но ты не одна. Уже не одна.
Ты все сделаешь правильно. И когда примешь решение, я буду рядом.
Занна пыталась взвесить все «за» и «против»; на крепко закушенной губе выступила кровь. Если она откажется, Бейн умрет, и ей придется продолжать династию ситов своими усилиями. Убить Калеба, найти ученика… вероятно, убить и Даровита. Если она согласится, то продаст учителя джедаям; и это ознаменует собой конец ситов и ее первый шаг на долгом пути к раскаянию и искуплению.
— У Бейна мало времени, — торопил кузен. — Решай.
Перед мысленным взором в пугающих деталях раскинулись два пути: один вел к одиночеству, во тьму, другой к свету и Даровиту. Занна обдумывала все снова и снова, пока, наконец, не обрела ответ.
— Скажи Калебу, что я согласна.
Бейн медленно открыл глаза; веки казались тяжелыми, набитыми металлической стружкой. Он чувствовал, как те скребут о глазные яблоки, словно терка, всякий раз, как он моргал при виде льющегося сверху болезненно–яркого света. Этот свет заставил зажмуриться, когда Бейн попытался привстать.
Тело отказывалось повиноваться. Ноги, руки и туловище игнорировали приказы мозга подняться. Он не мог шевельнуть головой. Чувствительность, однако, не пропала: он точно знал, что лежит на спине, и ощущал под собой покрывало с грубым переплетением, впивавшимся в кожу. Он был парализован, не мог пошевелиться.
Бейн снова заморгал, не в силах полностью открыть глаза; вновь попытались привыкнуть к темноте. Взгляду предстал низкий, наклонный потолок из деревянных досок. Луч солнечного света бил прямо в лицо из узкой трещины в доске.
Простонав от боли, Бейн сумел склонить голову на бок, подальше от света. Смена положения позволила ему лучше разглядеть помещение, в котором он находился: маленькое, скромно обставленное и странно знакомое. Прежде чем он сопоставил место со своими старыми воспоминаниями, в поле зрения появилась чья–то фигура.
Исходя из факта, что смотреть пришлось на пару стоптанных кожаных ботинок, Бейн постановил, что лежит на полу. Неизвестный постоял над ним пару секунд, потом нагнулся, взглянув Бейну в глаза.
Лицо человека — постаревшее, но почти не изменившееся — волной всколыхнуло память темного повелителя. На этом самом полу он лежал десять лет назад, находясь на грани жизни и смерти, совсем как сейчас.
«Калеб», — попытался сказать он, но из него вырвался лишь сдавленный стон. Как и все тело, губы, язык и челюсть не могли шевелиться. Бейн попытался призвать темную сторону, чтобы восстановить пропавшие силы, но воля его была так же слаба, как он сам.
— Он очнулся, — громко сказал Калеб, не сводя глаз с пациента.