Правило левой ноги
Шрифт:
Папа Андрюши Пряникова работал в Эрмитаже в пожарной части, охранял национальное достояние от прожорливой стихии огня. И, как всякий уважающий себя музейный работник, в искусстве разбирался ничуть не хуже, чем в технике сматывания пожарной кишки или способах обработки специальной пеной поверхностей, охваченных пламенем.
Вот и сейчас, когда Пряников-старший увидел сына с непонятной трубой в руке, первым делом он оценил незнакомый предмет с точки зрения знатока и специалиста.
Труба действительно была достойна того, чтобы украсить любую музейную
– Где взял? – спросил Пряников-старший сына, стоявшего у открытой форточки с глуповатой, но счастливой физиономией.
– На дне, – ответил Пряников-младший, улыбаясь во все лицо.
– Ну-ка, ну-ка, – папа протянул руку, – дай-ка погляжу твой улов.
Осторожно взяв у сына трубу, папа долго изучал ее взглядом. Потом долго с неразборчивым шепотом вчитывался в неизвестные письмена, как будто понимал их значение.
– Папа, ты в стеклышко посмотри! – возбужденно посоветовал сын.
Папа сунул правый глаз в стеклышко, и язык его выдвинулся наружу.
– Ничего себе… – пробурчал он, но тут запели дверные петли, и на пороге возникла мама.
– Что-то я в последнее время сделалась такая метеозависимая! Кажется, подхватила насморк.
Она щелкнула кнопкой зонтика, и тот, раскрывшись сиреневым парашютом, отправился на просушку за холодильник. Рядом с ним легли пакеты с продуктами из фирменного магазина «Пятерочка».
– Нет, вы только себе представьте! – возмущенно сказала мама, поправляя перед зеркалом челку. – Пошла в кондитерский на площади Репина, а там уже кондитерским и не пахнет, там уже непонятно что! Какая-то «Лавка древностей», короче – очередная скупка, чтобы бабушек и дедушек обирать!
Наконец она заметила мужа, сына и открытую форточку с выглядывающим из нее сквозняком.
Мама возмущенно чихнула и кинулась ее закрывать.
– Совсем меня простудить решили! – Мама недовольно поежилась. – Ты забыл, что сегодня вечером мы идем в Филармонию на Галузина? Единственный эксклюзивный концерт, а я буду чихать, как дура, краснеть и умирать от стыда! Ой, а это что еще за сокровище? – Она увидела в руках у мужа трубу.
– Это я в Фонтанке поймал! – с гордостью сообщил сын. – Папа, дай ей посмотреть в стеклышко
Старший Пряников протянул трубу маме.
– Ух ты! – сказала мама, приставив окуляр к глазу. – И где же я однажды такое видела? В «Клубе кинопутешественников», наверное? Или в «Нэшнл Джеографик» в библиотеке?
– Труба подзорная типа «калейдоскоп», – улыбаясь, сказал Пряников-младший. – Я в нее на Луну смотрел. Видно лучше, чем в окно соседнего дома.
– Это еще что за признания! Ты подглядываешь в окна к соседям? – Мама строго посмотрела на сына. – И на что ты, интересно, там смотришь?
– Машенька, – вступился
– У ребенка, между прочим, самый опасный возраст, – сказала на это мама. – Кругом сплошная преступность и наркомания. Вон вчера по телевизору показали, как в Купчино в школе на Пражской улице старшеклассники избили учителя.
– В мое время было наоборот, – удивившись, ответил папа.
– В твое время вечерами можно было спокойно ходить по улицам и не думать, что из подворотни выскочит какой-нибудь бомж и выхватит у тебя сумочку. – Мама сердито фыркнула. – А что творится на дискотеках?!
Андрюша Пряников протяжно зевнул.
Когда родители говорили о педагогике, нужно было или затыкать уши, или срочно переводить стрелку их разговора на что-нибудь реальное и земное. На то, к примеру, что в понедельник на урок ОБЖ всем велели явиться с куском веревки и пустыми пластиковыми бутылями. Олег Семенович им собирался показывать, как изготавливать спасательный пояс на случай, если упадешь в воду, а поблизости не будет спасателей.
Но про бутыли говорить не пришлось.
Кто-то громко постучал в дверь. Это был старик Потапыч, сосед. Он вернул им полпакета гороха, которые занимал в июле, чтобы сварить себе гороховый суп.
Глава 4. «Лавка древностей» на площади Репина
«Лавку древностей» на площади Репина свои в шутку называли ЛДПР.
Свои – это ее хозяин, Пирлипатов Эрдель Терьерович, с которым вы уже познакомились в главе «Подводные флибустьеры», и три его ближайших помощника – Когтев, Ногтев и Локтев.
С Локтевым вы тоже чуть-чуть знакомы, он и был водителем той самой амфибии, чей вояж по дну Фонтанки-реки завершился столь плачевным финалом.
Кабинет хозяина – а действие этой главы происходит в нем – располагался в глубине магазина за тяжелой железной дверью.
Снаружи, за решетками окон и за старыми кирпичными стенами, бушевала петербургская осень. В кабинете была зима, здесь царствовал арктический холод. Его источником был ледяной взгляд хозяина «Лавки древностей», от которого даже поздние осенние мухи тихо замерзали в полете и падали с мелким стуком на потертые половицы пола.
Хозяин расположился в кресле старинной венецианской работы с круглым зеркалом в резном подголовнике, отражавшим яйцевидную лысину, и с педалями для разминки ног.
В руке его была фотография.
Когда хозяин открывал рот, по лицам молчаливых помощников прокатывалась нервная судорога.
– Обалдуйство! – кричал он хрипло. – Слимонил из-под самого носа! Я вбухиваю колоссальные бабки, я придумываю роскошный план, и вдруг является какой-то сопляк и все мгновенно превращается в прах!
Он с размаху вдавил в педаль свою правую, толчковую ногу. Кресло вздрогнуло и припустило назад, звонко цокая по полу копытами. Эрдель Терьерович сказал ему «Тпру!», и кресло замерло с обиженным скрипом.