Правитель Аляски

Батавия,

15

марта 1819 года

Француз Пьер Дедье, содержатель и управляющий отелем «Морской», кругленький, пухлощёкий человек с живым взглядом и пышной шапкой чёрных волос, уже третий день испытывал беспокойство по поводу здоровья одного из своих постояльцев.

Поселению его в отеле предшествовал визит офицера с русского корабля «Кутузов», зашедшего в Батавию для ремонта и пополнения запасов воды и продовольствия. Офицер, назвавшийся лейтенантом Подушкиным, выразил желание осмотреть отель, дабы оценить уровень комфорта, которым окружены здесь гости. Дедье лично проводил лейтенанта по своим владениям, упрятанным от жара солнца в тени щедрой тропической зелени. Дал возможность полюбоваться видом на сад, открывающимся с продуваемых ветерком террас, обратя особое внимание на искусственный ручей, текущий под окнами гостевых номеров. Показал просторный, декорированный цветами ресторан, где в это время оживлённо сновали официанты, накрывавшие столы к ужину. И напоследок провёл в помещение купальни — истинной гордости и самого Дедье, и всех его расторопных служащих, ибо где, как не в этих выложенных белым мрамором стенах с каскадно падающей вниз распылённой прохладной водой, могут гости отеля найти желанное отдохновение от изнуряющей духоты местного климата.

— Не сомневайтесь, месье, — сладкоречиво говорил Пьер Дедье, успевший по реакции русского офицера сделать вывод, что отель ему нравится, — вы будете чувствовать себя здесь почти как турецкий паша и не один раз поблагодарите человека, рекомендовавшего вам остановиться именно у нас.

— Да я, признаться, не собираюсь воспользоваться вашим любезным приглашением, — охладил пылкого француза русский морской офицер, мужчина средних лет с короткой, каштанового цвета бородкой. — Но один из пассажиров нашего корабля, человек уже в годах, после трёх месяцев плавания от берегов Северной Америки чувствует себя неважно и просил подыскать подходящий отель, где бы он мог пожить на время нашей стоянки в порту. Я вполне удовлетворён и завтра утром привезу его сюда.

Пьер Дедье сам вышел встретить господина Баранова, как представил его лейтенант Подушкин. Гостю было, судя по изборождённому морщинами лицу, за семьдесят, он был невысок и то и дело вытирал платком пот с лица и совершенно голого черепа. Шёл он не без труда, опираясь на трость и руку своего спутника. На Дедье едва взглянул и никак не реагировал на витиеватые его приветствия.

Два последующих дня господин Баранов почти не выходил из номера и просил туда доставлять еду. Ел он, впрочем, мало, но неизменно заказывал к вечеру бутылку мадеры и графин охлаждённого апельсинового сока.

На второй день Дедье под предлогом выяснения самочувствия гостя и возможных претензий к обслуге или каких-либо особых просьб рискнул заглянуть к нему. Он нашёл господина Баранова полулежащим в кресле-качалке. Распахнутая белая рубаха из тонкого полотна обнажала поросшую седыми волосами грудь. Глаза гостя были полузакрыты, и казалось, мысли его бродят где-то далеко от Батавии и нынешнего, как обычно здесь, душного дня. Он то ли дремал, то ли думал о чём-то, и взгляд его выцветших мутноватых глаз, когда он посмотрел на нарушителя его покоя, был тяжёл и неприязнен. Тараторивший то по-французски, то по-английски Дедье так и остался в неведении, в какой степени господин Баранов понял то, что он говорил ему, ибо, как только замолк, почтительно ожидая ответа, Баранов вдруг взял стоявшую подле кресла трость, украшенную на рукояти затейливой резьбой, стукнул по полу, словно хотел тем выразить своё неудовольствие посторонним вторжением, и, показав ею на дверь, вновь устало прикрыл глаза.

Пьер

Дедье недаром славился талантом не только очаровывать клиентов, но и терпеть их всевозможные капризы и фокусы, не обращая внимания даже на случающиеся порой грубости, тем более если гость был важной персоной. А здесь Дедье интуитивно чувствовал, что этот русский отнюдь не рядовой человек. И когда в отель вновь заехал лейтенант Подушкин, Дедье перехватил его в холле и, скороговоркой сообщив, что делает всё, чтобы господину Баранову было хорошо, не преминул как бы мимоходом поинтересоваться, а кто же такой господин Баранов и чем он изволит заниматься. Ответ русского офицера не только ошарашил месье Дедье, но и привнёс в его -сердце сладко-подобострастное волнение: оказывается, господин Александр Баранов — крупный купец и ещё недавно занимал пост главного правителя всех русских владений в Америке, где представлял интересы Российско-Американской компании. Теперь же господин Баранов возвращается на родину, которую покинул двадцать восемь лет назад. Извинившись за собственное невежество, Дедье попросил разъяснить, насколько же влиятельна и богата эта торговая компания, которой руководил в Америке господин Баранов. Лейтенант Подушкин, прощающе улыбнувшись, ответил, что по своему могуществу и капиталу она под стать былой Ост-Индской компании и судно «Кутузов» тоже принадлежит ей. Изумление Пьера Дедье стало трудно выразимым. Кто же в Батавии не представляет цену такого сравнения! И мог ли он даже в минуты самых дерзновенных мечтаний вообразить, что его гостиницу почтит своим присутствием столь важная персона!

Рассыпавшись в уверениях, что господин Баранов будет окружён здесь особым вниманием и заботой, Дедье уже продумывал, какую пользу можно извлечь из этих сведений для рекламы своего отеля. На днях он собирался на приём к голландскому негоцианту Ван Достену, и там-то стоит как бы невзначай упомянуть, какой человек остановился в отеле «Морской». И кто знает, случаен ли приход в Батавию корабля могущественной русской компании. Не повлечёт ли он за собой тесного торгового сотрудничества России с ост-индскими владениями Голландии?

Единственное, чего опасался в данной, безусловно выигрышной, ситуации Пьер Дедье, была неблагоприятная перспектива ухудшения здоровья господина Баранова в непривычном для него климате. И хотя смерть вполне ещё крепких людей была в Батавии делом обычным, француз всегда предпочитал, чтобы таковое случалось не в его отеле, а в гостиницах конкурентов.

17 марта 1819 года

Накануне Баранов почувствовал облегчение и сказал навестившему его Подушкину, что, слава Богу, ему, кажется, лучше и завтра он хотел бы выбраться из этого трактира и посмотреть на Батавию. Договорились, что Подушкин заедет за ним рано утром и, пока не жарко, они прогуляются по городу в экипаже, как это принято у живущих здесь добропорядочных англичан и голландцев.

Флотский лейтенант Яков Аникеевич Подушкин тоже возвращался на родину после завершения службы в Российско-Американской компании и положение пассажира на корабле давало ему полную свободу распоряжаться своим досугом в Батавии. В целях экономии средств Подушкин не стал съезжать с корабля в гостиницу, но каждый день, с утра, отправлялся в город, заглядывал в магазины, в китайские лавки, успел посетить одну из ближних яванских деревушек и, в отличие от Баранова, уже был до краёв полон впечатлениями от местной жизни, которыми ему не терпелось поделиться с глубоко чтимым им Александром Андреевичем.

Он помог Баранову выйти из отеля и сесть в ожидавший их экипаж, запряжённый двумя миниатюрными лошадками-пони. Смахивавший на индийца кучер в ярко-красной чалме и синем кафтане дёрнул уздцы, и коляска покатилась, ритмично стуча колёсами по булыжной мостовой.

Подушкин сидел рядом с Барановым, но, стесняясь начинать разговор, молчал. Неудобно же каждый день спрашивать о самочувствии, кормёжке в отеле да как почивалось, тем более что Баранов, когда бывал не в настроении, таких вопросов на дух не переносил.