Шрифт:
Глава первая.
Верные псы Пророка Бога
Не смерть, но безумие нас ожидает,
Без страха навстречу ему мы шагнем!
Бард Самвел. Элегия «Рабский поход»
Он бежал по мрачному лесу, освещенному робким блеском звезд. Стылая земля, укрытая тонким слоем первого снега, холодила босые ноги, но беглеца это не волновало. Его затравленный взгляд был обращен вперед, в темные глубины бесконечного леса, где скрывалось что-то жуткое и очень голодное.
Что-то, ожидавшее свою добычу уже давно.
Беглец оглянулся, но чрево чащи исчезало во мраке, как будто
Он резко замер на месте, и лес сам обнажил островок свободной от деревьев почвы. Мужчина внимательно вглядывался в вязкую темноту леса перед ним, и лишь отзвуки колотящегося сердца были слышны в этом царстве мрака. Внезапно беглец увидел то, что скрывалось в ветвях все это время, и отпрянул, в ужасе раскрыв глаза, не в силах отвести их от зрелища, которое ему предстало.
Прямо на него надвигалась Пустота. Плавно и неспешно величественная хозяйка шла по своим угодьям, вбирая в ненасытное нутро все преграды на пути, обволакивая лес непроглядной серостью тишины. Волны непреодолимого страха расходились от нее во все стороны. Крошечная поляна уже была заключена в кольцо Пустоты, и беглец замер в последнем пятне света и лишь беспомощно глядел на надвигавшуюся охотницу, загнавшую свою добычу.
Сначала он перестал чувствовать ноги, словно их никогда и не существовало, после исчезло громкое биение испуганного сердца, и, наконец, мужчину полностью обволокла безграничная вечная Пустота.
***
Сои Ашарх резко распахнул глаза, разрывая пелену сновидения на части. Неторопливо и тягуче пространство вокруг наполнилось звуками, запахами и легкой прохладой, которых еще минуту назад, казалось, не существовало. Над головой висел знакомый потолок, расчерченный линиями кривых деревянных балок. Сколько лет уже каждое утро мужчины начиналось с лицезрения этой опротивевшей части дома, но в этот раз он был даже рад увидеть знакомые своды, неожиданно показавшиеся такими уютными и родными. Приподняв голову, Аш осмотрел свою небольшую комнатку, медленно скользя взглядом по привычным вещам: погасшему очагу и покосившему столу, клонившемуся к полу под весом многочисленных книг. По помещению яркими бликами метались солнечные лучи, подсвечивая порхавшую в воздухе пыль.
Все как и всегда. Скучная серая обыденность, пресная на вкус. Ашарх устало закрыл лицо ладонями и с некоторой долей опаски подвигал пальцами ног, проверяя, точно ли конечности работали. Его все еще била дрожь из-за сна, где тело исчезало в объятьях Пустоты. Такой до жути реалистичный кошмар приснился ему впервые. Но Аш не считал себя суеверным человеком, ищущим божественный подвох в каждом сновидении или несчастье. Он предпочитал научный подход, сдобренный фактами и приправленный доказанными гипотезами – именно поэтому профессор Сои Ашарх и занимал почетный пост преподавателя в лучшей академии города.
Аш еще несколько минут понежился в кровати, решив побаловать тело после беспокойной ночи. Остатки сна понемногу рассеивались, оставляя вместо себя гнилое послевкусие где-то на задворках сознания. Однако профессор надеялся вскоре позабыть и о нем. В конце концов, кошмары приходили и уходили, но реальность почти всегда оставалась гораздо страшнее их.
С тяжелым вздохом Аш поднялся с кровати, потянулся до легкого хруста и, шлепая босыми ногами по холодным половым доскам, подошел к распахнутому настежь окну. На улице было свежо. Поток воздуха скользнул по голому телу мужчины и ворвался в запыленную комнату, шелестя страницами раскрытых книг, сваленных в углу и на столе. Профессор пробежался взглядом по полотнищам черепичных крыш, испачканных в птичьем помете, засохшем и растрескавшемся на солнце, и перегнулся через подоконник. Внизу, стуча каблуками по каменным мостовым, спешили по своим делам хмурые жители столицы, галдящие на все голоса, с дребезжанием мчались заполненные хламом и товарами старые повозки, подпрыгивавшие на каждом камне. Где-то вдалеке, за пределами раздавшегося вширь Италана, виднелись столбы черного дыма: это уже начали свою работу Дымные Врата – площадки для сжигания мертвых. Один взгляд на эти траурные облака, окружавшие город с нескольких сторон, должен был подтолкнуть верующего человека к мыслям о бренности плоти, по мнению жрецов. Однако стоило ветру изменить свое направление, как горожане, задыхаясь от дыма, думали лишь о том, каким крепким словцом обложить проклятых жрецов, решивших перенести Врата так близко к столице.
Ашарх привычно засобирался на работу. Он наскоро умылся, накинул на себя белую тунику и расшитый кафтан. Где-то в центре города башенные часы пробили девять утра, мужчина засуетился еще быстрее, мечась по комнате словно застигнутый врасплох паук. Перед выходом он по привычке посмотрел в зеркало. Отражение показало молодого худощавого человека со смуглой кожей, длинные темные волосы которого были заплетены в косу, а открытый лоб над левой бровью пересекал белесый рубец. Профессор растерянно прошелся ладонью по отросшей щетине, ворча себе под нос, что опять не было времени нормально побриться.
Съемная комната осталась за спиной, и Ашарх ступил на улицы оживленного города, привычно вливаясь в сплошной поток прохожих, жужжащих подобно рою растревоженных насекомых. В людской массе иногда мелькали низкорослые серокожие гоблины, уверенно прокладывавшие себе путь через толпу, а вслед им непременно неслась брань или тихое шипение недовольных, для которых поведение самоуверенных иноземцев казалось оскорбительным. Над домами стремительно проносились тени гарпий, которые больше предпочитали рассекать мощными крыльями загустевший смрадный воздух над городом, чем толкаться в суетливой толпе, где каждый норовил сильнее пихнуть соседа. Хотя, если бы Ашарх имел крылья, он тоже вряд ли бы согласился ходить пешком по грязным улицам, рискуя каждую минуту угодить в переполненную гнилостной жижей канаву. Ведь несмотря на свой весомый титул столицы Залмар-Афи, человеческого государства, город Италан давно утопал в мусоре и бедности, тщательно скрываемой за ширмами перекрашенных фасадов. Здесь на вымощенных площадях высились роскошные храмы, возведенные для элиты и жречества, но у их подножия целыми стаями ютились больные крысы вперемешку с нищими. Каждая протянутая рука просила милостыню, а получала лишь смачный плевок в лицо и удар древком копья от стражников. Бедняков постоянно избивали до полусмерти, травили и выкуривали из подворотен, заставляя ютиться в переполненных трущобах, их гнали с улиц на принудительные работы в предместья, а самых крепких забирали в армию. Но эта зловонная чума всегда возвращалась, вновь заполоняя собой мостовые, потому что на смену погибшим приходили новые обнищавшие жители.
Италан хорошо умел обчищать чужие карманы.
Профессор спешил на работу, срезая путь через узкие аллеи и переулки, где в замутненных каналах среди фекалий и гниющих объедков плавали мертвые крысы. Поговаривали, что из-за всей этой грязи в одном бедняцком квартале, прозванным Клоповником, недавно вспыхнула какая-то новая болезнь, от которой люди гнили живьем. Жрецы приказали оцепить район, и пока что туда никого не впускали и не выпускали. По слухам, из квартала доносились нечеловеческие вопли и стенания почти постоянно. И жители столицы молили бога лишь о том, чтобы эта зараза не распространилась по всему Италану.
Но хотя бы в это время года отвратительный запах столицы немного приглушало благоухание цветов. Уже через неделю должен был состояться летний праздник Очищения: двадцать пятого августа все верующие в единственного истинного бога Залмара облачались в белые одежды и освобождались от грехов под патетические речи жрецов. Предусмотрительные купцы заранее наводнили город дрянными товарами по завышенным ценам: религиозные книги и свитки, талисманы-пустышки и выбеленные ткани – все это можно было найти на каждом лотке. Цветов, главного атрибута праздника, пока что было немного, их сладковатый аромат чувствовался лишь в некоторых уголках города. Растения сплошным потоком должны были потечь в Италан за два дня до праздника, и тогда каждая улица и дом наполнялись благоуханием, от которого кружилась голова. Ашарх не любил саму подлинную суть дня Очищения, когда любой убийца или грабитель легко мог освободиться от гнета грехов перед лицом бога, но он наслаждался цветами, превращавшими смердящие переулки в душистые сады хоть на время.