Правительницы России
Шрифт:
Осенью 1794 года судьба впервые отвернулась от одного из своих баловней — на берегу Буга артиллерийским ядром Валериану Зубову оторвало левую ногу.
Как только в Петербург пришло о том известие, Екатерина тут же послала своему любимцу удобную английскую коляску для скорого и удобного возвращения в Петербург, сто тысяч рублей на дорожные расходы, орден Андрея Первозванного и чин генерал-майора в придачу. Валериан ехал с таким обозом и столь многолюдным сопровождением, что на каждой станции ожидали его сто десять лошадей, высланных по приказу императрицы. И на этом пути ждали Зубова и ласковые, заботливые письма, которыми его благодетельница хотела скрасить молодому генералу боль и горечь случившегося с ним несчастья.
Екатерина, увидев его без ноги, заплакала и, не имея возможности поправить увечье, сделала, что могла, вновь прибегнув к испытанному методу, — порадовав пострадавшего богатыми подарками. Она презентовала Валериану бывший дом Густава Бирона, дала ещё двадцать тысяч рублей золотом и назначила ежегодную пенсию в тринадцать тысяч рублей. Кроме того, ему было пожаловано ещё триста тысяч рублей на погашение всех долгов. Такие суммы Екатерина просто так не дарила: сто тысяч рублей были обычной традиционной «дачей» новому фавориту, а здесь, вместе с дорожными расходами, Валериан получил четыреста тысяч, что тотчас же, как только он получил всё это, и впоследствии у некоторых историков породило вопрос: «А не был ли и Валериан любовником Екатерины?»
Последний год
Меж тем произошло несколько событий, отсрочивших осуществление идеи, столь занимавшей шестидесятисемилетнюю Екатерину.
Женив Александра, любвеобильная бабушка решила осчастливить браком и недоросля Константина, проводившего досуг в нелепейших забавах: то он ловил крысу и, почти удавив, забивал её, полудохлую, в ствол небольшой пушки, а потом стрелял в кого угодно; то ловил в окрестностях Царского Села молодых баб или девок и приставал к ним, а если не получал желаемого, кусал или щипал их.
Екатерина решила покончить со всем этим, подобрав ему подходящую жену. Одну из первых невест подыскал для Константина граф Андрей Кириллович Разумовский — русский посланник в Вене, с которым мы познакомились в связи со смертью первой жены Павла Петровича. Незадолго перед тем был он посланником в Неаполе и стал там одним из любовников крайне развратной и жестокой королевы Каролины-Марии. Желая отплатить за старую любовь, Разумовский стал сватать одну из дочерей Каролины за Константина, но этому решительно воспрепятствовала Екатерина. Её политические симпатии были не на стороне Бурбонов, к дому которых принадлежала королева Неаполя, а на стороне родственных ей самой немецких владетельных домов.
Десять невест из разных королевских и герцогских семей — преимущественно немецких, — одна за другой приезжали в Петербург, но ни одна из них не удовлетворила вкусов и запросов Екатерины, хотя Константин двух-трёх из них готов был облагодетельствовать. Несостоявшиеся невесты, получив богатые подарки, покидали Северную Пальмиру, пока не появилась одиннадцатая претендентка, на которой Константин и остановил свой выбор — младшая из трёх Саксен-Кобургских принцесс, пятнадцатилетняя Юлиана-Генриэтта-Ульрика, родившаяся 23 сентября 1781 года, — маленькая брюнетка, находчивая и умная, с чувством достоинства и, вместе с тем, с покладистым характером.
24 октября 1795 года Константин сделал предложение матери невесты, а на следующий день состоялась помолвка. 7 ноября герцогиня и две её дочери уехали из Петербурга, буквально осыпанные дождём бриллиантов и получив, кроме того, сто восемьдесят тысяч рублей.
По отъезде матери и сестёр Юлиана была передана под надзор статс-дамы, баронессы Шарлотты Карловны Ливен, и стала жить с сёстрами Константина, обучаясь русскому языку и основам православия. 2 февраля принцесса приняла православие и стала называться великою княгинею Анною Фёдоровной, а на следующий день состоялось её обручение с Константином.
Через две недели состоялось и венчание. Около девяти тысяч солдат и офицеров было выстроено на Дворцовой площади и на прилегающих к ней улицах, услаждая взор жениха и тестя невесты — Павла Петровича. При венчании над головой жениха венец держал Иван Иванович Шувалов, а над невестою — Платон Зубов. Молодым был отведён Мраморный дворец, вокруг которого две недели продолжалось народное гулянье, а по всему городу кипел и разливался праздник.
С появлением новой семьи появился и ещё один двор, а при нём и новые люди, новые партии и новые интриги. В штат нового «молодого двора» вошло шестнадцать придворных во главе с гофмаршалом князем Борисом Голицыным.
И всё же можно утверждать, что кроме двора императрицы, наследника и двух великих князей существовал и пятый двор — светлейшего князя, генерал-аншефа Платона Александровича Зубова.
Один из его биографов писал: «Зубов в последние семь лет царствования Екатерины был повсеместно признанною бездарностью. В течение семи лет он достиг той вершины могущества, на которую Потёмкин, при всей своей удачливости, при всей благосклонности счастья, восходил почти двадцать лет; ордена, чины, титулы и все прочие отличия, пожалованные Зубову Екатериною, были заслужены Суворовым сорокадвухлетнею службою, составившею славу России. Слепое счастие осыпало Зубова теми самыми наградами, за которыми истинные герои века Екатерины ходили в дальнейшие, чужие страны; ему же все отличия доставались тем легче и скорее, чем ближе ко двору, чем безотлучнее он пребывал в столице. Позолотив струны лиры Державина, Зубов был им воспет не менее восторженно, как незадолго перед тем Потёмкин; портреты красавца в воинских доспехах украсили стены дворцовых чертогов наряду с великими полководцами, и Платон Александрович Зубов, по удачному выражению Массона, «почитал себя великим потому только, что стоял во весь рост, в то время, когда всё ползало у его ног».
Люди, не зависевшие от временщика, не искавшие его милостей, могли непредвзято оценивать и самого Платона Александровича, и его окружение. К числу таких объективных и независимых свидетелей относится один из воспитателей Александра и Константина, швейцарец Карл Массон, земляк Лагарпа, о котором только что было упомянуто, оставивший «записки и воспоминания о России». Массон писал о Платоне Зубове: «Каждое утро многочисленные толпы льстецов осаждали его двери, наполняли прихожие и приёмные. Старые генералы и вельможи не стеснялись ласкать ничтожнейших его лакеев. Видали часто, как эти лакеи толчками разгоняли генералов и офицеров, коих толпа, теснясь у дверей, мешала их запереть. Развалясь в креслах, в самом непристойном неглиже, засунув мизинец в нос, с глазами бесцельно устремлёнными в потолок, этот молодой человек, с лицом холодным и надутым, едва удостаивал обращать внимание на окружающих его. Он забавлялся дурачествами своей обезьяны, которая скакала по головам подлых льстецов, или разговаривал со своим шутом; а в это время старцы, под начальством которых он служил в сержантах: Долгорукие, Голицыны, Салтыковы, и всё, что было великого и малодушного, ожидали, чтобы он низвёл свои взоры, чтобы опять приникнуть к его стопам».
Единственное, чего фавориту не хватало и о чём он мог пока ещё только мечтать, — это звание фельдмаршала, позволившее ему занять пост президента Военной коллегии, на котором пребывал его стародавний благодетель Салтыков. То, что Салтыков в этом случае должен был потерять свой пост, нимало не смущало Платона Александровича.
Для этого он решил развить и в новых условиях довести до конца «Греческий прожект» Потёмкина: освободить от турок Балканы, восстановить Византийскую империю под властью Константина Павловича.