Право крови
Шрифт:
– Должно быть, провожатый попался из новичков, – проворчал Ульдиссиан.
– Ну, что бы их к нам ни привело, они решили немного расторговаться. Отец с трудом сдерживает восторг. Ульдиссиан, у них столько прекрасных вещей!
На взгляд Диомедова сына, прекрасными вещами могли быть разве что крепкие, надежные орудия труда, или теленок, родившийся на свет в добром здравии. Так он и собирался ответить… но тут заметил особу, прогуливавшуюся возле повозок.
Одета она была наподобие аристократки, принадлежащей к одному из Домов, стремящихся заполнить собою прореху во власти, образовавшуюся после недавних распрей меж правящими кланами магов. Ее пышные золотистые локоны были стянуты на затылке серебряной
Стоило красавице перевести взгляд на Ульдиссиана, Серентия тут же схватила его за плечо.
– Ты бы, Ульдиссиан, зашел к нам да сам глянул!
Увлекаемый к дощатым двустворчатым дверям, крестьянин украдкой оглянулся назад, но благородной дамы и след простыл. Не знай он, что на этакие затейливые фантазии неспособен – пожалуй, счел бы заезжую красотку игрою воображения.
Едва ли не волоком втащив его внутрь, Серентия, дочь Кира, на удивление громко захлопнула за собой дверь. Поглощенный беседой с купцом в опущенном до бровей капюшоне, ее отец повернулся к вошедшим. Очевидно, старики вели торг за тюк довольно роскошной, на взгляд крестьянина, пурпурной ткани.
– А-а, добрый Ульдиссиан!
Этим словом торговец предварял имя каждого, кроме собственных домочадцев, чем неизменно заставлял Ульдиссиана улыбнуться. Казалось, собственной привычки сам Кир за собою не замечает.
– Как у вас с братом дела?
– Э-э… в порядке дела, мастер Кир.
– Вот и ладно, вот и ладно.
С этим торговец вернулся к делам. Венчик серебристых волос вокруг голого, точно колено, темени и живой, умный взгляд – все это делало Кира куда больше похожим на лицо духовного звания, чем любой из облаченных в ризы священнослужителей. Положа руку на сердце, Ульдиссиан и в речах его находил куда больше смысла, и относился к Киру с немалым почтением – отчасти потому, что торговец, один из самых образованных в Сераме людей, взял под опеку Мендельна.
Вспомнив о брате, проводившем в фактории куда больше времени, чем на ферме, Ульдиссиан огляделся вокруг. Подобно брату, ходивший в полотняной рубахе, килте и сапогах, схожий с братом чертами лица – особенно карими глазами и шириной носа, Мендельн с первого же взгляда заставлял всякого невольно усомниться: да вправду ли перед ним простой крестьянин? И в самом деле, с хозяйством-то Мендельн помогал без отказа, однако призвания к крестьянскому труду явно не чувствовал. Его всегда привлекало другое – изучение, постижение сути всего на свете, будь то жуки, копошащиеся в земле, или слова на каком-нибудь одолженном у Кира пергаменте.
Ульдиссиан тоже умел читать и писать, и достижением этим немало гордился, но видел в нем только практическую пользу. По нынешним временам приходилось заключать множество договоров, а условия каждого требовалось записать, а затем еще убедиться, что в них все сказано верно… Вот такую грамоту старший из братьев вполне понимал. Ну, а чтение ради чтения, учение ради познания того, что наверняка не пригодится в повседневных трудах… нет, Ульдиссиана подобные увлечения обошли стороной.
Брата, на сей раз приехавшего в деревню вместе с ним, поблизости не оказалось, однако внимание Ульдиссиана привлекло еще кое-что – посетительница фактории, взглянув на которую он вновь вспомнил о неприятном происшествии в «Кабаньей голове». Поначалу он решил, что перед ним спутница того самого миссионера, подвернувшегося под горячую руку, но затем, когда юная девушка повернулась к нему лицом, крестьянин увидел: нет, ее одеяния совсем не таковы. Грудь ярких лазорево-синих риз украшало золотое изображение барана с огромными витыми рогами. Ниже располагался переливавшийся всеми цветами радуги треугольник, достававший вершиной до самых бараньих копыт.
Остриженные по плечо, волосы девушки обрамляли округлое, пышущее юностью и весьма, весьма миловидное личико. Однако, на взгляд Ульдиссиана, в нем кое-чего не хватало, и это начисто отбивало всякое влечение к ней. Казалось, она – не человек, а лишь пустая видимость, кукла.
Подобных ей – истовых, непоколебимо твердых в собственной вере – Ульдиссиан уже видывал. Видал он и подобные одеяния, и, отметив, что эта девица одна, с внезапным ужасом огляделся вокруг. Эта братия никогда, никогда не странствовала в одиночку – только втроем, по одному из каждого ордена…
Серентия принялась показывать ему какие-то дамские безделушки, однако Ульдиссиан слышал лишь ее голос, но не слова. Может, уйти отсюда, от греха подальше?
Но тут рядом с девицей возник еще один тип – человек средних лет, подтянутый, крепкий, с аристократическими чертами лица. Пожалуй, его слегка раздвоенный подбородок и высокий лоб должны были казаться прекрасному полу не менее привлекательными, чем мужчинам – внешность девицы. Одет он был в золотые ризы с глухим стоячим воротником, также украшенные переливчатым треугольником, однако на сей раз над треугольником красовался зеленый лист.
Третьего из их шайки поблизости видно не было, но Ульдиссиан знал: он (или она) наверняка где-то рядом. Служители Церкви Трех надолго друг с дружкой не расставались. Если миссионеры Собора нередко странствовали в одиночку, последователи Трех всегда орудовали тройкой. Проповедовали они путь Троицы, трех духов-покровителей – Балы, Диалона и Мефиса, якобы неусыпно заботящихся о всяком смертном, что твои любящие родители либо благосклонные наставники. Диалон был духом Целеустремленности – отсюда и упрямый баран. Бала воплощал собой Созидание, а символом его служил лист. Мефис же, служитель коего куда-то исчез, был воплощением Любви. Послушники этого ордена носили на груди изображение красного круга – повсеместно распространенного в Кеджане символа сердца.
Не раз слышавший проповеди представителей всех трех орденов и не желавший рисковать повторением учиненного в таверне скандала, Ульдиссиан отодвинулся в тень. Но тут Серентия поняла, что Ульдиссиан ее больше не слушает. Упершись руками в бедра, она уставилась на него тем самым взглядом, что в детстве неизменно заставлял его уступить.
– Ульдиссиан! Я думала, ты хочешь взглянуть на…
Но он оборвал ее:
– Серри, мне ехать пора. Твои братья собрали, о чем я просил?
Серентия задумчиво поджала губы. Ульдиссиан тем временем не сводил взгляда с пары миссионеров, с головой ушедших в какой-то разговор. Оба казались странно сбитыми с толку, будто что-то пошло не так, как, на их взгляд, полагалось бы.
– Тиль ни о чем мне не говорил, не то я бы раньше узнала, что ты в Сераме. Давай я разыщу его и спрошу? – предложила Ульдиссиану девушка.
– Я с тобой.
Все, что угодно, только бы обойти стороной охотничьих псов Церкви Трех! Церковь была основана за несколько лет до Собора, но теперь их влияние разделилось более-менее поровну. Поговаривали, будто в учение первой уверовал верховный судья Кеджана, тогда как приверженцем второго, по слухам, сделался лорд-генерал кеджанской городской стражи. Распри меж кланами магов, в последнее время граничащие с войной, подтолкнули к поискам утешения в том или другом учении многих и многих.