Право лорда
Шрифт:
— Двести краншей в час, — усмехнулся нагшас. — А Тит и до трёхсот разогнаться может. Тебе это о чём-то говорит?
— Нет, — покачала я головой. — Совершенно.
Нагшас хмыкнул.
— Это в шесть раз быстрее, чем на грагхе, — пояснил он.
Я присвистнула.
Нагшас широко улыбнулся.
— А мне показалось, — решила я осмелеть, — что мы несёмся со скоростью, превышающей даже нашу собственную скорость? — и почувствовала себя глупо. Ну вот, называется, объяснила.
— Не показалось, — покачал головой нагшас. — У грагхов — магическое происхождение.
А я вдруг поняла, что ведь даже спасибо ему не сказала!
— Спасибо… что всё же догнал.
В ответ меня просто порывисто прижали к себе, зарылись лицом мне в волосы, втянули ноздрями воздух, словно хотели мой запах забрать с собой, как я недавно хотела узнать его имя. Просто… для себя. И я в этот момент почувствовала себя особенной. Что он не только волю своего лорда выполнял, он ещё и действительно за мной летел. А значит не только мне он в душу запал. Я ему тоже. Совсем немножко, наверное, но… или всё же множко?
Стало неловко.
— А тебя как зовут?
— Кирей, — ответил нагшас с улыбкой.
— Значит, Кир, — улыбнулась я, и он тоже улыбнулся, ещё шире и я поняла, что не устою, если ещё пару раз вот так улыбнётся и… мы оба знаем, чем всё это закончится. Поэтому я перевела взгляд на грифона: — А подойти ближе к нему можно?
— Можно, — меня любезно решили сопроводить, с рукой на талии, ага. — Тем более, ты ему понравилась.
— Ну я же ведьма, — передразнила кое-чьи интонации и пожала плечами.
Кир не ответил, только показалось почему-то, что шутку мою он не оценил. То есть для него она какое-то другое значение имела.
И я бы подумала об этом, обязательно, только вот сейчас моим вниманием безоговорочно завладел зверь. Тит то есть.
Просто мы к нему приблизиться успели, на расстояние сильно безопасное превышающее. И грифон раскрыл свой золотой клюв и… я не знаю, что он проделал. Взревел, взрычал, вскричал… Только от этого звука присесть захотелось. И голову в плечи втянуть. Хорошо, что рука Кира на талии лежала. То есть вообще плохо, но сейчас — хорошо. Потому и отделалась, что называется, лёгким испугом.
— Понравилась, — с мечтательной улыбкой проговорил этот псих, а мне оставалось только глазами хлопать. Он вообще, что ли, ничего не боится?! Впрочем, он же привычный, ага.
— Издеваешься? — прошипела я.
— И не думал! — возмущение нагшаса было таким искренним, что решила поверить.
Грифон же, отревевшись, клюв захлопнул (спасибо ему на этом!) и наклонил голову ко мне. Никогда ещё себя такой маленькой и слабой не чувствовала. А сейчас же… чёрт побери, да я ж для него муха-мухой! Букашка просто!
— Мы не жалкие букашки… Панцирь носим, как рубашки, — вырвалось нервное.
— Что-о?! — таки удалось его пронять. Нагшас даже поперхнулся. И такое искреннее беспокойство в голосе его прозвучало. Явно испугался, что я головой тронулась.
— Это песенка, детская. Из мультика.
— Из… мультика?
— Ага. Это такая сказка с движущимися картинками. Про ниндзя-черепашек.
— Про черепашек? — о, кто-то, кажется, услышал-таки знакомое слово.
— Ага, — про четырёх черепашек-мутантов, эм, супер-мега-крутых бойцов, — пояснила я. — Потому и ниндзя. Хотя у вас бы их наверняка нагшасами назвали.
Пытаясь в двух словах объяснить Киру всю гениальность бессмертного творения Кевина Истмена и Питера Лэнда о невероятных приключениях бесстрашных и симпатичных зелёных воинов, в панцирях и масках, об их эпичном обучении искусству ниндзюцу и о сэнсэе, мастере Сплинтере, о секретной базе в канализации Нью-Йорка, и о сражении со злом на улицах большого города, я как-то сама не заметила, что наглаживаю тёплые, твёрдые и как будто даже острые на концах перья, и при этом чешу Тита за тем самым «ухом», а грифон при этом урчит, довольно-таки громко и ощутительно, но вообще нестрашно, а я даже обхожу его вокруг, глажу сложенные крылья, и говорю, говорю…
А Кир внимательно слушает и лишь время от времени брови приподнимает.
Лишь когда Тит вдруг распахнул передо мной крыло и в лицо ударила волна мускуса, прелой листвы и какого-то звериного запаха, совсем даже сносного, поняла, что увлеклась.
Глава 24
И грифон сидит на земле, с развёрнутым крылом и на меня смотрит, изогнув шею почти по-лебединому, а я на Кира оглядываюсь, который, если верить вздёрнутыми бровям, очень даже удивлён фактом раскрытого крыла.
— Это он… что? — спросила я. — Ему что-то не понравилось?
Нагшас головой помотал, словно морок сбрасывал.
— Эм… — выдал он, а я поняла, что дурное «интеллигентное» влияние заразительно.
— Нихьт ферштеен по-вашему, по-нагшасски, — вежливо поддержала я беседу.
— Этого просто не может быть…
Я усмехнулась. Ну уж мне-то можешь не рассказывать.
— Тит… Прежде он никогда… со мной только.
— Да что ж такое-то? — Тит, между прочим, смотрит. Внимательно так и как будто даже укоризненно. Мол, может хватит с ноги на ногу перетаптываться, дубина? Понятно, что грифон чего-то ждёт… Только вот — чего?
— Он. Берёт. Тебя. Под крыло. — отрывисто пояснили мне и добавили совсем ошарашено: — Как птенца.
И теперь настал мой черёд:
— Эм…
Но всё же шагнула вперёд, провела ладонями по мягкой, очень мягкой шерсти на тёплом боку. А потом прижалась к этому самому боку, зарылась в шёрстку лицом. Ощущения были… непередаваемые! Я с детства обожаю с лошадьми обниматься, и на шею им вешаться… Это ж просто ни на что не похоже. Даже маленькую кошку когда обнимаешь, тебя вшыривает не по-детски. С каких-то «трёх килограмм чистого достоинства», как говорит папа. А лошадь, или, чего мелочиться, конь? Это ж семьсот кило чистого счастья! Так вот Тит… Сколько в нём кило, я понятия не имела, но раз так в несколько больше, чем в лошади. Вот и меня, стоило прижаться к тёплому пахучему боку прямо смело, фигурально выражаясь, а не фигурально — накрыло такой гигантской волной эйфории, что…