Право на «лево». Почему люди изменяют и можно ли избежать измен
Шрифт:
Любой разговор о неверности требует обсуждения секретов. Но также стоит задать себе вопрос: а что насчет личного пространства? Где кончается личное пространство и начинается секретность? Можно ли считать слежку адекватной предупредительной тактикой? Требует ли близость абсолютной прозрачности?
Я предпочитаю говорить о сексуальной алхимии, а не о сексе, потому что для меня определение сексуальности не ограничивается рамками представлений Билла Клинтона: оно включает в себя не только узкий репертуар половых актов, но и более широкое понимание эротического сознания, тела и энергии. Говоря о сексуальной алхимии, я хочу подчеркнуть, что измены порой включают в себя секс, а порой нет, но при этом они всегда подразумевают эротику. В представлении Марселя Пруста за любовь ответственно наше воображение, а не другой человек. Природа эротики такова, что воображаемый поцелуй может быть не менее ярким и возбуждающим, чем несколько часов настоящих занятий любовью. Тут я вспоминаю о Шармейн, невероятно улыбчивой 51-летней женщине с Ямайки, которая подолгу обедала с молодым коллегой Роем. Она настаивает, что их связь не нарушала ее брачные клятвы. «Технически у нас не было секса. Мы даже никогда не прикасались друг к другу, мы только разговаривали. Разве это можно назвать изменой?» Но мы все понимаем, что отказ бывает не менее эротичен, чем согласие. Корни желания лежат в нехватке внимания и в стремлении к близости. Когда я спрашиваю об этом, Шармейн признает: «Я в жизни не чувствовала такого возбуждения. Казалось, он ласкал меня, и пальцем не касаясь». Что это, если не сексуальная алхимия? Невинный обед действительно может быть эротичным, даже если Шармейн всего лишь, по выражению Шерил Стрэйд, «ходит на свидания всухую».
«Ничего не было!» – обычно восклицают все те, кто воспринимает секс буквально. Сильно перебрав на вечеринке по случаю дня рождения своей коллеги Эбби, Дастин принял ее приглашение остаться на ночь. Когда на следующий день парня приперла к стенке его девушка Лиа, он снова и снова повторял эту фразу. «Ладно, если хочешь знать, мы спали в одной постели. Но я не вру, ничего не было». Интересно, в какой же момент «что-то происходит»? Лиа, между тем, терзается другими вопросами. Они были голые? Он ее обнимал? Он касался кончиком носа ее щеки, пока она спала? Он возбудился? Между ними правда ничего не было?
Эти истории обращают внимание на важную вещь: суть многих измен не в сексе, а в желании – желании чувствовать себя особенным, быть в центре внимания, притягивать взгляды. Все это сопровождается эротическим томлением, благодаря которому мы чувствуем себя живыми, обновленными, полными сил. Энергия важнее самого действия, а магнетизм – полового акта.
Даже если дело доходит до секса, защита изменников остается необычайно гибкой, позволяя найти достаточное количество лазеек. Люди идут на многое, лишь бы только убрать секс из секса. Моя коллега Франческа Джентиль составила список самых хитроумных концовок предложения «Это был не секс, потому что…
…я даже не знаю, как ее зовут»;
…никто из нас не кончил»;
…я был пьян / под кайфом»;
…я не получил удовольствия»;
…я даже подробностей не помню»;
…я с этим полом обычно сексом не занимаюсь»;
…никто больше этого не видел»;
…мы даже не разделись»;
…мы даже не до конца разделись»;
…одна нога стояла на полу».
Все это – отговорки из физического мира. Киберпространство добавляет немало нюансов. Реален ли виртуальный секс? Разглядывая голую задницу на экране, вы просто погружаетесь в храм своего воображения или же ступаете на опасную территорию предательства? Для многих людей Рубикон пересекается, когда происходит взаимодействие – когда порнозвезда становится живой женщиной перед веб-камерой, а эротические послания не загружаются на анонимный аккаунт в Tumblr, а приходят на ее телефон от реального парня. Но что насчет виртуальной реальности? Считать ее реальной или воображаемой? Это важные вопросы, на которые мы как культура никак не можем дать определенных ответов. Философ Аарон Бен-Зеэв небезосновательно утверждает: «Переход от пассивной воображаемой реальности к интерактивной виртуальной реальности в киберпространстве гораздо более радикален, чем переход от фотографий к кино». Можно спорить относительно того, что именно реально и воображаемо, но отрицать алхимию эротики нельзя.
Даже если мы согласимся расширить взгляд, чтобы включить все многообразие сексуальных проявлений, мы можем все равно разойтись во мнении относительно того, что они значат и куда относятся. Все эти споры неизбежно поднимают вопрос о природе эротической свободы. Ожидаем ли мы, что эротическое сознание наших партнеров будет принадлежать только нам? Я говорю о мыслях, фантазиях, мечтах и воспоминаниях, а также о возбуждении, влечении и самоудовлетворении. Эти аспекты сексуальности могут быть личными и входить в нашу суверенную самость, то есть существовать в нашем саду сокровенных тайн. Однако ряд людей считают, что партнеры должны разделять все аспекты сексуальности друг друга. Узнав, что их партнер мастурбирует или все еще лелеет чувства к кому-то из бывших, они могут посчитать себя преданными. В этом случае любое независимое проявление сексуальности – реальное или воображаемое – становится нарушением договоренностей. Однако если посмотреть на это с другой стороны, предоставление свободы для проявления эротической индивидуальности может свидетельствовать об уважении к личному пространству партнера и его автономности, а потому служить проявлением близости. За несколько десятков лет работы с парами я заметила, что с поддержанием эротического пламени лучше всего справляются те, кто готов оставить кое-что в тайне. Даже если эти партнеры моногамны в своих действиях, они понимают, что не владеют сексуальностью друг друга. Именно неуловимость партнера заставляет их снова и снова возвращаться к нему, чтобы узнать о нем больше.
Каждой паре следует обговорить сексуальную независимость друг друга. В своих попытках защититься от интимного предательства мы требуем доступа, контроля, прозрачности. И рискуем невольно уничтожить пространство, которое поддерживает в нашем желании жизнь. А огонь без воздуха не горит.
Третий возможный компонент неверности – эмоциональная вовлеченность. Эмоции играют ту или иную роль в подавляющем большинстве измен. В глубине спектра находится любовный роман, который неизбежно сопровождается целым букетом страстных чувств. «Я думал, что познал любовь, но такого никогда в жизни не чувствовал», – слышим мы снова и снова. Люди в таком состоянии рассказывают мне о любви, запредельности, пробуждении, судьбе, божественном вмешательстве – чувстве столь чистом, что они просто не могли упустить его, ведь «отринуть эти чувства значило предать себя». Для тех, кто переживает такую беспрецедентную историю любви, термин «интрижка» неприменим, ведь он и близко не отражает эмоциональной глубины их опыта. «Называя это изменой, мы только все опошливаем, – говорит Людо. – Поскольку Мэнди сама прошла через подобное, она стала первой, кому я смог рассказать о том, как меня избивал отец. Да, у нас был секс, но сексом дело не ограничивалось».
Когда мы двигаемся дальше, возникает целый спектр контактов, которые характеризуются разной степенью эмоциональной вовлеченности. На противоположном конце этого спектра находятся мимолетные увлечения – развлекательные, анонимные, виртуальные или оплачиваемые. Во многих подобных случаях люди настаивают, что их измены не предполагали эмоциональной вовлеченности. Некоторые даже утверждают, что поэтому их нельзя считать предательством. «Я плачу девчонке, чтобы она сделала свое дело и ушла! – говорит Гай. – Проститутку вызываешь, когда не хочешь влюбиться, чтобы ничто не угрожало браку». Часто звучит фраза: «Это ничего не значило!» Но правда ли секс всегда только секс? Может, случайный перепихон и не сопровождается никакими чувствами, но все же он многое значит.
Забавно, что одни люди, как Гай, минимизируют степень эмоциональной вовлеченности, чтобы смягчить свой проступок («Это ничего не значило!»), а другие, как Шармейн, с той же самой целью подчеркивают эмоциональный характер близости («Ничего не было!»).
Немало чернил ушло на то, чтобы определить, что хуже – украденная любовь или запретный секс. Люди уязвимы в разной степени: одних не волнуют эмоциональные привязанности партнеров, пока те не распускают руки, в то время как другие не придают особого значения сексу, давая партнеру свободу играть, пока в дело не вмешиваются чувства. Они называют это «эмоциональной моногамией». Большинству из нас сложно отделить секс от чувств. Бывает, что и секса, и чувств предостаточно, а бывает, что одного гораздо больше, чем другого, но обычно и секс, и эмоции вместе играют в песочнице измен.
В последние годы появилась новая категория – «эмоциональная измена». Современный лексикон неверности не обходится без этого термина. Обычно его используют, чтобы подчеркнуть, что предательство подразумевало не секс, а неподобающую эмоциональную близость, которая должна предназначаться лишь партнеру, и обедняет основные отношения.
Эту концепцию надо рассмотреть со всем вниманием. Многие «эмоциональные романы» так и пульсируют от сексуального напряжения, даже если гениталии партнеров ни разу не соприкасались. Называть их новым термином – все равно что поддерживать эротический редукционизм. Очевидно, что измены могут быть сексуальными, даже если пенис не входит в вагину, а потому в таких случаях лучше называть вещи своими именами.
Однако порой термин «эмоциональная измена» применяется к истинно платоническим отношениям, которые считаются «слишком близкими». Представления о близости тесно переплетены с нашим восприятием современных отношений. Поскольку для многих сегодня брак предполагает эмоциональную близость и полную честность, когда мы открываем свой внутренний мир кому-либо еще, это может показаться предательством. В нашей модели романтической любви мы ожидаем, что партнер будет нашим главным эмоциональным компаньоном – единственным, с кем мы делимся сокровенными мечтами, самыми сильными сожалениями и глубочайшими страхами.