Право на месть
Шрифт:
Налепив по всему зданию вокзала два десятка записок с одним и тем же текстом, Добрынин с тяжелым сердцем поплелся обратно.
К вечеру ярость ушла. Он сидел у окна, глядя на клубящуюся над городом тяжелую мглу, на хлещущие струи дождя, на ветер, бросающий в окна водяную пыль – и она постепенно таяла, уступая место какому-то мрачному удовлетворению и твердокаменной уверенности. Он знал, что обязательно вернется. Не надеялся, не верил – знал. Он смаковал, понимая, что рано или поздно настанет и его час. Пусть они пока поживут. Пусть проникнутся. Пусть полковник расскажет Пауку, на что способен тот, кого он предал. Он – лучший! И это заслуга полковника – он неустанно вбивал эту истину в головы своих воспитанников и заставил их поверить в себя. Он один – но и один в поле воин. Разведать местность, тропы, дороги, подготовить пути отхода, ловушки, засады, развязать партизанскую войну, устроить
Эта уверенность была с ним весь следующий день.
Данил вновь сходил к Убежищу, но опять не решился войти внутрь, хотя понимал, что это лишь вопрос времени. На запасах, хранящихся в схроне, долго не протянешь. Тушенки оставалось на две недели экономного питания, воды и того меньше. В жилище стоял большой бак на триста литров, но воды в нем было мало – не озаботились наполнить перед уходом. Не до того было. Оставалось на донце, литров двадцать – и они уже заканчивались. Нужны были фильтр-патроны и кислород для вентиляции, хотя бы на месяц провизии, боезапас, теплая одежда, фильтры для противогаза… да много еще чего! Он все же надеялся, что склады Убежища выгребли не подчистую. Понимал, что рано или поздно он должен попасть внутрь, и чем раньше – тем лучше, но словно какая-то стена внутри, – а еще больше детские сны – не давали ему ступить и шага за порог.
К вечеру уверенность постепенно перешла в новое состояние – он начал бояться. Бояться, что не успеет. Многое может случиться за это время, пока он будет готовиться – а ведь подготовка требовалась основательная. Жизнь не запланируешь. В какой-нибудь стычке в очередном рейде может погибнуть майор. Или предатель Родионов сдохнет безвременно, уйдет от справедливого возмездия. Да и сам Паук! Стар уже должен быть – сколько еще проживет? А шкуру этим троим содрать самолично хочется… Конечно, Добрынин не планировал заниматься подготовкой несколько лет – но и такой вариант исключать нельзя. Да в конце концов Братство просто может сняться и уйти на другую базу! Конечно же, не убоявшись его мести – противник силен, что ему какой-то недобиток, – а по любой другой причине. И что тогда? Где искать? Ползать по континенту, вынюхивать следы? На это можно жизнь положить, но так и не достичь цели…
На волне этой боязни он начал лихорадочные сборы.
Вычистил еще раз оружие и магазины, наточил ножи и лопатку, помыл комбинезон, подштопал и уложил рюкзак, разложил предметы первой необходимости по карманам разгрузки и транспортным подсумкам пояса, заполнил водой гидратор, провел инвентаризацию аптечки… Долго сидел над картой, подсвечивая потрескивающей лучинкой и планируя маршрут. Четкого плана пока не было, но Добрынин все больше и больше склонялся к походу в Пензу. Надежда была призрачной – однако… Вдруг да и найдется там кто-то, кто сможет помочь в его нелегком деле? При том, что и этот-то вариант был сомнителен донельзя – иного у него просто не было. А еще больше не давала покоя загадка, загаданная Сказочником – Данилу до жути хотелось узнать о Зоологе. Вдруг и правда – брат или еще какой родственник… Чем черт не шутит!
Но – все это было вчера. А сегодня с самого раннего утра дождь зарядил с новой силой и Данил, понимая, что необходимо трогаться в путь, все же остался сидеть дома. Выпросил еще день сам у себя, решив во что бы то ни стало попасть сегодня в Убежище.
Отдать последний долг.
Попрощаться.
Ливень вдруг как-то разом утих, превратившись в накрапывающий мелкий дождь. В разрывы туч проглянуло висящее в самом зените солнце. Зевнув и потянувшись, он тяжело поднялся с кривобокого подобия табурета, сколоченного когда-то Сашкой. Под лежачий камень вода не течет. Сколько ни сиди – ничего путного не высидишь. В запасе только этот день, от которого и так осталась половина. Завтра в путь и остаток сегодняшнего дня нужно было потратить максимально продуктивно.
Спустя полчаса из темного провала подъезда вывалилось лоснящееся чернотой, невероятно широкоплечее, глыбоподобное чудовище двух метров ростом. Ни дать ни взять – здоровенный черт, вынырнувший из мрака подземелья… Монстр постоял немного на крыльце, обозревая местность вокруг – и вдруг, сорвавшись с места, набирая скорость помчался в сторону разрушенного моста. Толстенными канатами змеились по телу мощные мышцы, придавая чудовищу сходство с обожравшимся стероидов качком на пике карьеры; подошвы ботинок, похожие на раздвоенные копыта, жестко били в землю, перепахивая мягкий после дождя чернозем и оставляя в нем здоровенный овальный след… Впечатление портил лишь противогаз – хотя отделение ранца жизнеобеспечения было забито фильтрами под завязку, Добрынин все же берег их, надевая шлем лишь в критических случаях. По своим размерам он был небольшим, чуть больше головы, и прекрасно помещался в то отделение ранца, где прежде находился баллон для системы дыхания замкнутого цикла. Все равно без энергоподпитки система бесполезна – так чего полезный объем занимать?
За два месяца Данил привык к своему боевому трофею. Комбинезон давал странное чувство защищенности – и не зря, совсем не зря! Трехслойный демрон, в котором можно плюнуть на нынешнее уличное излучение, почти не принимая его в расчет, броня шестого класса, прирост силовых показателей – Добрынин чувствовал себя ходячей цитаделью, эдаким рыцарем в неуязвимом для простого пехотинца боевом доспехе. Конечно, слабые места присутствовали и здесь – места сочленений брони, гибкая ткань в паху и под мышками, шея, локти, колени, частично – голова, – но площадь их была очень мала по сравнению с общей площадью бронирования. И Данил уже убедился в надежности уника. Испытать его в бою удалось уже не единожды – но комбинезон выдержал все испытания с честью. А ведь опасался вначале полностью довериться унику. Взять хотя бы тот самый бой, когда пришлось вплотную столкнуться с противником. Хотя – как сказать, бой… Однажды вечером, забравшись в поисках ночлега в разрушенный дом, одиноко стоящий у тракта, он наткнулся на засаду, устроенную джентльменами удачи. Дорога была езженая, судя по следам, оставленным на глинистой земле, последний караван прошел здесь с неделю назад – и бандиты, видимо, поджидали следующий. Увидев громадное черное создание, с трудом протискивающееся в парадную дверь, веселые ребята, позабыв все на свете, дернули со всех ног через заднюю. Однако последний – видимо, считавший себя героем, а может просто полный идиот – все ж успел пальнуть из «калаша» по страшной черной фигуре. Очередь прошла через грудь и три пули нашли свою цель – однако вреда не причинили. Добрынин почувствовал лишь легкие толчки и только – «жидкая броня» и амортизационная прокладка отработали на «отлично», скомпенсировав пришедшую энергию и распределив ее по всей площади нагрудной пластины. Шустряк в ответ получил заряд картечи, разворотивший правый бок, и потом долго умирал под дверью, оглашая окрестности стонами, матерными воплями и призывая на помощь дружков. Добрынин же, осмотрев комбинезон, нашел только мелкие царапины на поверхности грудной пластины.
Еще издали, пробегая мимо памятной гостиницы, где они держали совет перед угоном танка, он заметил, что у моста трется небольшое семейство выродков. Притормозил, щелкнул фастексом трехточки, притягивая дробовик к груди и приводя его в походное положение, вытянул из подсумка бинокль. Четыре особи – старый, седой, весь в шрамах патриарх, две самки и совсем еще молодой детеныш, ростом не выше метра. Выродки рылись в куче мусора и, приглядевшись, Данил сообразил, что кучу эту оставили стоящие тут в начале лета бойцы с бронепоезда. Иначе откуда б ей еще взяться?
По большому счету выродки были не страшны – заметил издали, можно хоть сейчас отстрелять. Но патроны… Пять коробочек по десять, да плюс та коробочка «шершней», что майор дал – и все. А впереди путь не близкий и неизвестно еще, что приключится. Пусть себе копаются… Поправив ремень винтовки, висящей за спиной, и сунув бинокль обратно в подсумок, Добрынин свернул налево, и, пробравшись через подлесок, отгораживающий железнодорожную насыпь, выбрался к рельсам.
Яма внушала уважение. После той ночи он тут больше не бывал – как-то закрутилось все, завертелось… Сначала воевали, потом мирились, а затем уж и в поход собирались… Но Паникар, помнится, говорил, что воронка получилось знатная, и Добрынин теперь убедился, что это так. Солидный кусок насыпи просто исчез, как не было; взрыв разворотил ее, оставив здесь огромную яму. Это какая же силища нужна, чтобы поднять в воздух такую уймищу грунта?! Данил усмехнулся – Бабах знал толк в своем деле и доказывал это с завидным постоянством.
И все же, хотя часть насыпи и была уничтожена – даже с первого взгляда было видно, что над веткой основательно поработали. Все перекрученные и порванные рельсы, здоровенные куски бетонных шпал – аккуратно отрезаны и уложены в сторонке, пути расчищены от обломков, почти до самой ямы с обеих сторон подведено новое полотно. Восстановить пытались?.. Даже гадать нечего – работа Братства, больше некому. Пытались восстановить путь, но что-то не срослось? Получается, что в сторону Пензы им теперь хода нет…