Право на пиво

Толмачева-Федоренко Галина

— A-а, Павел Геннадьевич, жду, жду, — Сергей выключил музыку и привстал для ритуального рукопожатия.

— Это кто? — тихо спросил Павел Геннадьевич, поводя глазами в сторону двери.

— Это мой компьютерщик, то бишь системотехник. Сын посоветовал — вместе учились, пока он не перевелся на стационар. Техника его любит.

Павел Геннадьевич вздохнул. Всегда так с этими изобретателями: как только речь идет не о работе — такая словесная каша заваривается! Что тут скажешь — мысли вскачь несутся, язык не поспевает. Он решил не уточнять, кого именно любит техника.

Догадаться можно — ну и ладно. Тем более, к делу это не относится.

— Так что за новости у нас? Для разнообразия — нечто приятное?

— Скажем так — неплохое. Собственно говоря, основная задача решена, причем весьма неожиданным и оригинальным способом. О механизме действия рассказать?

— Валяй, пригодится. Только сильно не увлекайся. Постарайся, по возможности, не забывать, что я не спец ни в химии, ни в биологии.

— Да уж постараюсь.

Юрий

Принтер лениво высунул язык пробной страницы. Уже по первым строчкам стало ясно, что с ним все в порядке, но я терпеливо дожидался, пока страничка не вылезет до конца. На сегодня работа закончена. Теперь можно и расслабиться. Что там Васильич предлагал?

На мой взгляд, пиво разучились варить еще в середине двадцатого века, когда луженые котлы и дубовые бочки начали заменять нержавейкой и лагерными танками, а рецепты предков — биохимической теорией. Все, что можно найти на прилавках сегодня — жалкая попытка приспособить неспешное семейное дело к пастеризованным реалиям индустриальной эры. И пусть только кто-нибудь попробует мне сказать, что я, в силу молодости, не имел возможности сравнить прежнее пиво — с нынешним. Какое отношение это имеет к моим мыслям? Что хочу — то и думаю!

Но питьтто что-то надо. Вот и у меня свои предпочтения сложились, и я им четко следую. Правда, если вдруг предлагают попробовать новинку какую — тут уж предпочтения побоку. Коли угощают — грех отказываться.

Не стал грешить. Открутил крышку с бутылки и немного отлил в стакан. Глянул на свет. Да, действительно живое — пенное, мутное… но светлое.

В лаборатории у Васильича я обычно носом не кручу: здесь плохого пива мне еще пробовать не доводилось. Правда, жаль, что они работают с «Оболонью», а не с «Туборгом», например. Потому что там, за стенами лаборатории, я «Оболонь» не пью — привык к «Туборгу». Предпочитаю темные сорта, в основном «Портер».

Глотнул из стакана, во рту покатал. Лучше, конечно, чем обычное магазинное, но все равно «на послевкусие» одна горечь осталась. Светлое, одним словом. Не понравилось.

«А вот из этой стеклянной бутыли я, пожалуй, налью полный стакан. А взамен — чтоб незаметно было — добавлю то, которое только что пробовал».

Я уже давно просек: новый сорт в лаборатории и такое же пиво, чуть позже, в продаже — это как небо и земля. Дает о себе знать массовое производство с его неутомимой гонкой за прибылью. А о том, что в этой стеклянной бутылочке новинка, я догадался без труда: все-таки уши да мозги кое-какие имеются.

На самом деле мне совсем не хотелось их подслушивать. Сидел себе,

проверял принтер и даже специально шумел громче обычного. Уж больно серьезного вида собеседник к Васильичу пожаловал. То ли бандюк какой, то ли «погоны» — они сейчас на одно лицо, не сразу и разберешь. Но лучше и тех и других поберечься. Говорят, от этого здоровья прибавляется. Или не убавляется — тут как повезет.

Только они чересчур нервно разговаривали: то громче, то тише. Так что кусочки фраз до меня иногда долетали: «золотое дно», «новое пиво… фирменное», «по десять бутылок кряду». Тут и дураку ясно станет, что Васильич для «Оболони» новинку приготовил. Да такую серьезную, что на фирменную марку тянет!

Если бы Васильич и впрямь дегустатором был, я бы ни в жизнь на образец не позарился. Но он ведь мне сам как-то жаловался: вол, мол, пятнадцать лет с пивом работаю, а во вкусе ни черта не разбираюсь. Я у него тогда спросил еще, как же он новые сорта делает, а он усмехнулся. У тебя, говорит, пупырышки на языке, а у меня — в спектрометре. Твои пупырышки и обмануть могут, а мои всю правду оцифрованную как на духу выложат.

Наполнив до краев стакан (жаль, тоже светлое и почти без пены), я аккуратно возместил недостачу в стеклянной бутыли и сделал первый глоток.

«Ух ты!»

Пиво оказалось очень ароматным, крепким и горьковатым. «Концентрированное, что ли?» Я отпил еще. И еще. Да, если б в магазины пошло пиво такого качества, я бы еще подумал, «Туборг» взять или «Оболонь».

— О-бо-лонь.

Слово какое интересное. Вроде и русское — в смысле, славянское — но хрен поймешь, где корень, а где приставка. Что такое «лонь»? А «болонь»? Или все-таки «олонь»?

Едва слышно скрипнули дверные петли. Вернулся! Я быстренько опорожнил стакан. Мало ли — вдруг он на внешний вид определит, что за пиво у меня налито.

— Ну что, попробовал?

— Да, вкусное. Жаль, что не купишь такого нигде.

— Так оно же хранится совсем недолго. Живое ведь. Перебраживает, скисает… Что я тебе за принтер должен? Полтинник или больше?

— Да нет, пятьдесят в самый раз.

Васильич достал из кармана купюру и протянул мне.

— Держи. Спасибо, что откликнулся.

— Вам спасибо, подработать даете. Ну, я пойду?

— Давай, Юрок. Как курсовые посдаешь — оболонь, пивка попьем.

«Черт! Догадался?» — Я настороженно поглядел на Васильича.

— Что?

— Я говорю: как сессию закончишь — заходи, попьем пивка.

«Показалось».

— С удовольствием, Сергей Васильевич. До свидания.

— Пока, Юрок.

Я пожал Васильичу руку, взял чемоданчик и двинул домой.

Пустынный институт провожал меня гулким эхом до самой проходной. С недавних пор ворчливая бабуля-вахтерша уступила место одинаково молчаливым молодым людям в пятнистозеленых комбинезонах. Вот и сейчас очередной бирюк впился в меня взглядом, явно ожидая дерзких террористических поползновений. А вот не дождешься! У меня выходные начались!