Право на репрессии
Шрифт:
Оформление задержания и арест могли иметь место только после получения разрешения от ОГПУ.
Этот порядок ареста коммунистов применялся к кандидатам и членам иностранных компартий.
Арест коммунистов, работавших в ОГПУ, по обвинению в должностных и прочих преступлениях производился тем же порядком — с представлением соответствующей докладной записки и с разрешения ОГПУ. Порядок дисциплинарного наказания оставался прежний: отдавался соответствующий приказ без ареста или с арестом, по военному уставу, до 20 суток, с последующим увольнением из органов ОГПУ, через Коллегию или без нее. При необходимости перевода дисциплинарного производства в следственное арест коммунистов — сотрудников
Докладные записки и шифртелеграммы с ходатайством о разрешении производства ареста должны были направляться в ОГПУ в двух экземплярах: один — заместителю председателя ОГПУ И. А. Акулову, другой – в соответствующий отдел ОГПУ по принадлежности.
Т. е. в отношении военных специалистов — в Особый отдел, в отношении других специалистов — в ЭКУ, в отношении железнодорожников и водников — в Транспортный отдел, в отношении коммунистов — сотрудников органов ОГПУ — особоуполномоченному и т. д. [122]
122
АП РФ. Ф. 2. Оп. 10. Д. 539. Л. 182
Несмотря на ряд указаний о порядке задержания, обыска и ареста германских подданных, периферийные органы грубо нарушали эти инструкции, своими неправомерными действиями вызывая нарекания Народного комиссариата иностранных дел (НКИД), усложняя взаимоотношения с немецким представительством.
Так, в январе 1931 г. ГПУ Республики Немцев Поволжья арестовало без предварительного согласования с ОГПУ германских подданных Вольтера и Кехлинга, которые после восьмидневного ареста были без допроса и предъявления обвинения освобождены.
2 Полномочным представительством ОГПУ по Уралу 9 июня был арестован гражданин Германии Кносалла, аресте которого ОО ОГПУ узнал из запроса НКИД 17 августа 1931 г. одновременно с направлением дела на рассмотрение Коллегии ОГПУ.
В ноябре 1930 г. ПП ОГПУ по Западной области был арестован германский подданный Риттер Конрад, содержавшийся под стражей до 19 мая 1931 г. О его аресте узнали из запроса НКИД. Причем обвинение против Риттера не подтвердилось, и 19 мая он был освобожден.
Такие примеры не единичны. 21 сентября 1931 г. было указано на эти факты и приказано ответственность за точное и своевременное выполнение директив № 112/46 от 7.06.30 г., № 326 532 от 28.03.30 г. и 142/СОУ от 15 апреля 1930 г. возложить персонально на начальников соответствующих ПП ОГПУ.
Было приказано распространить вышеупомянутые директивы на всех лиц, которые заявляют себя германскими подданными, независимо от того, могли ли они доказать принадлежать к германскому подданству документально или нет.
При задержании германского подданного предлагалось посылать телеграфное сообщение об аресте, задержании или обыске теми органами, которые эти действия производили, с одновременным направлением в Центр анкеты, лично заполненной арестованным.
Это указание относилось и к членам германской компартии — перебежчикам, за исключением тех случаев, когда о данном лице были предупреждены заранее Коминтерном или МОПРом. В таких случаях перебежчики подлежали немедленному освобождению и направлению по принадлежности.
Овсяком перемещении заключенных из одного места в другое и об изменении меры пресечения немедленно по телеграфу ставились в известность ОО ОГПУ. Германского консула об аресте граждан Германии должен был извещать в письменной форме через местного уполномоченного НКИД ближайший территориально полномочный представитель ОГПУ [123] .
По имевшимся в распоряжении Главной инспекции ОГПУ по милиции материалам усматривалось, что в практике работы органов милиции наблюдались случаи задержания, арестов и обысков лиц, имевших иностранное подданство, без санкции на то органов ОГПУ.
123
Там же. Л. 162
В связи с этим 22 сентября 1931 г. предлагалось принять к точному и неуклонному выполнению нижеследующее: без ведома органов ОГПУ задержаний, арестов и обысков иностранных подданных не производить, весь компрометирующий материал, находящийся в разработке и органах милиции, передать в соответствующие отделы ОГПУ.
В дальнейшем весь материал, поступающий от осведомительной сети, характеризующий образ жизни, поведение и преступную деятельность иностранных подданных, предлагалось немедленно передавать в органы ОГПУ [124] .
124
Там же. Л. 163
Приказ ОГПУ № 585/319 от 12 октября 1931 г. еще раз отметил значительное снижение качества следствия. Констатировалось, что многочисленные указания о недочетах следствия и разъяснения по конкретным делам, как его надо вести, положительных результатов не дали.
Эти недочеты, а вернее сказать, нарушения по вопросам содержания арестованных, порядка ведения следствия и направления дел отражались на качестве самого следствия. Усложнялась работа отделов ОГПУ, загружались судебные заседания Коллегии и Особого совещания при ОГПУ, перегружались места заключения арестованными, находящимися под стражей без всякой оперативно-следственной целесообразности по три-шесть месяцев, а в отдельных случаях и больше.
Часть нарушений объяснялась нараставшей тенденцией ударности и массовости в оперативной работе за последние два года, в основном же это результат небрежности и невнимательности работников, ведущих следствие, и недостаточный контроль руководства за следствием со стороны ПП и начальников местных органов.
Зачастую нарушения в следствии сводились к отсутствию сведений о социально-имущественном положении обвиняемых. Большинство дел, квалифицируемых ст. 58/10 УК, возбуждались по случайным, непроверенным сведениям. Все доказательства обвинения основывались на показаниях двух-трех свидетелей, характеризующих обвиняемого ничего не говорящими, общими фразами. Два-три случая мелких антисоветских высказываний, фиксируемых одним свидетелем, квалифицировались как «систематическая активная контрреволюционная агитация». Наличие родственников за границей, частая переписка с заграницей часто характеризовались в обвинительном заключении как шпионская или контрреволюционная связь с заграницей.
Биографические данные обвиняемого записывались неполно, составлялись со слов обвиняемого и нигде не проверялись.
Имели место случаи, когда следователь вместо тщательного допроса ограничивался лишь фиксированием слов обвиняемого. В результате формального отношения к делу обвиняемый не сознавался, несмотря на имеющиеся в деле серьезные улики. Не производились очные ставки, не использовались свидетельские показания.
В одно дело объединялись различные антисоветские группы и отдельные лица, не связанные между собой ни общностью идей, ни деятельностью. Во многих делах отсутствовало полное и всестороннее выявление контрреволюционной, бандитской, шпионской деятельности обвиняемых, особенно их деятельность за последние годы.