Право на рождение. Дилогия
Шрифт:
Я пожала плечами. У меня не было никакого желания пересказывать все то, что произошло в «Свободе», Скарлет или кому-нибудь другому.
— Мне сделали татуировку. — Я спустила носок и показала ей штрихкод на лодыжке.
— Сурово, — ответила она.
Я снова натянула носок.
— Как Гейбл?
— Похоже, он будет жить. Чай Пинтер слышала, что ему пришлось делать пересадку кожи на лице. Из-за фретоксина часть кожи отвалилась или что-то в этом роде.
— Ох, боже мой.
— Ну, Чай не самый надежный источник. Я даже
— Думаешь, мне стоит послать открытку? Или пойти его повидать?
Скарлет пожала плечами.
— Гейбл был просто ужасен и вел себя мерзко по отношению к тебе. И вполне вероятно, больной Гейбл будет еще более мерзок. — Она снова пожала плечами. — Но если ты считаешь, что должна, думаю, мне стоит пойти с тобой. Не нужно ходить одной.
— Ну, я не собираюсь идти к нему прямо сейчас. Может быть, в ноябре? — У меня было полно дел: нужно было догнать класс и решить множество собственных проблем.
Вошел Лео.
— Привет, Скарлет! Нетти сказала, что ты тут. — Он обнял ее. — Выглядишь очень мило!
На Скарлет были спортивные брюки и футболка, слишком простые для ее обычного стиля, светлые волосы были распущены, а на лице не было макияжа. Может быть, именно поэтому Лео сказал, что она выглядит мило? У Скарлет был прекрасный цвет лица, но обычно он был скрыт под тональным кремом.
— Спасибо, Лео, — сказала она. — По правде говоря, я не чувствовала, что хорошо выгляжу, но после твоего комплимента я изменила мнение.
Лео вспыхнул.
— Ты всегда мило выглядишь, Скарлет. Думаю, ты самая милая девушка в мире.
— Эй, а я? — сказала я.
— Ты милая как сестра, — сказал Лео. — А Скарлет ми-и-илая…
Мы со Скарлет рассмеялись, что заставило Лео покраснеть еще больше.
— Имоджин сказала, что тебе пора уходить, Скарлет, — передал Лео. — Анни должна поспать.
— Я только и делаю, что сплю! — запротестовала я.
— Она предупредила, что ты так и скажешь, — продолжал Лео, — и сказала, что на твои слова не надо обращать внимания.
Скарлет встала и поцеловала меня в щеку.
— Я приду к тебе утром в понедельник, так что мы сможем пойти в школу вместе.
По пути к выходу она также поцеловала в щеку Лео:
— Спасибо за комплимент, Леонид.
В воскресенье днем мой дядя и пасынок бабули, Юрий Баланчин (иначе говоря, глава семьи), нанес нам визит. Дядя Юрий был всего лишь лет на десять моложе, чем бабуля, и хромал (когда-то папа, кажется, говорил мне, что это от ранения, полученного на войне). Хромота, должно быть, усугубилась с тех пор, когда я видела его в последний раз, потому что сейчас он сидел в инвалидном кресле.
Дядя Юрий порой навещал бабушку, но в этот день он пришел не к ней, а ко мне.
От него всегда пахло сигарами, а голос огрубел от многих лет курения. Его сопровождало несколько телохранителей, Джекс, сын от проститутки, и Михаил Баланчин, «настоящий» сын и наследник. Дядя Юрий велел им выйти в коридор. Михаил начал было:
— Папа, я могу остаться с тобой?
— Нет, Микки, тебе тоже надо уйти, — сказал Юрий. — Мне надо обсудить с племянницей кое-что наедине.
Я села на кушетку.
— Малышка Аня, — сказал дядя, — ты выросла настоящей красавицей. Подойди поближе, дай я взгляну на тебя, дорогая.
Я наклонилась вперед, и он погладил мою щеку рукой.
— Я помню день, когда ты родилась. Как твой отец был горд!
Я кивнула.
— Леонид — да упокоит Господь его душу — думал, что ты самая красивая девочка в мире. Я тогда тебя не видел, но вижу сейчас, что он знал, о чем говорил. — Дядя вздохнул. — Прости, что я не навещаю вас с Галиной чаще. Эта квартира навевает на меня много грустных воспоминаний.
— Как и на всех нас, — напомнила я.
— Да, конечно. Как легкомысленно с моей стороны. На тебя больше, чем на меня. Но сегодня я пришел поговорить о другом. Я хочу обсудить инцидент с молодым человеком.
— Вы имеете в виду Гейбла Арсли?
— Да, — сказал дядя Юрий. — Я хочу извиниться за то, что не вмешался сразу. Из-за того, что дело было связано с шоколадом Баланчина, наши знакомые в правоохранительных органах к нам охладели. Если бы я вмешался, ты могла бы стать заложницей в офисе окружного прокурора, чего я боялся. Там теперь главным стал новый человек, и мы не знаем, друг он нам или нет.
Он говорил об отце Вина.
— В конце концов все устроилось, — сказала я.
— Я хочу уверить тебя, что я о тебе не забыл. Ты дочь Леонида Баланчина, и тебя бы не оставили гнить в тюрьме.
Я кивнула, но ничего не сказала. Слова были приятные, но это были только слова.
— Я могу точно сказать, что ты думаешь. Хорошие слова, но какая польза мне от них теперь? — Он наклонился поближе. — Я вижу, что ты умная девочка; у тебя проницательные глаза твоего отца.
— Спасибо, — сказала я.
— Ты держишь все в себе, как и он, и не позволяешь многому выйти наружу. Я восхищаюсь этим, — сказал дядя. — Я восхищаюсь такой сдержанностью в столь молодом создании.
Хотела бы я знать, стал бы он это говорить, если бы увидел меня с лазаньей в первый школьный день.
— Мне очень стыдно, — продолжал он. — Я чувствую, что Семья подвела тебя, что я лично подвел тебя.
Он склонил голову и понизил голос:
— Я хочу, чтобы ты знала, что в этой игре участвуют большие, неподконтрольные мне силы. Я должен добраться до сути истории с шоколадом, и потом я могу начать работу над возмещением убытков как тебе, так и твоим родственникам.