Право на шанс
Шрифт:
***
Тавенна располагалась в туманной долине, окруженной не то высокими холмами, не то низкими горами – ее рельеф меня никогда не интересовал, но в детстве мне нравилось всматриваться в неровную даль и представлять себя прекрасной пленницей Барра, свирепого Черного Дракона, ожидающей освободителя.
Если верить легендам, именно в водах стремительной Осинки, питавшей и город, и обширные владения князя, исчезло это порождение зла, пронзенное острым крылом Сойла, Белого Дракона-целителя, поэтому фантазии было где развернуться. Эх, знай я тогда, что
Лет сорок тому назад под раскидистыми ивами, заполонившими берега реки, скрестили мечи двое молодых щеголей. Они оба принадлежали к аристократии, оба не сомневались в своей правоте, оба захмелели от собственного превосходства… Один из них был наследником княжеского титула, второй – сыном королевского мага, приехавшим из Ливы (тогдашнего центра нашей Рении) проведать родственников.
Для столичного гостя тот день оказался последним. Конечно же, дуэль признали честной, хоть данное утверждение основывалось лишь на слове оставшегося в живых Эргела Жескара Рьерра Тавеннского, моего будущего вроде как отца.
– Я прокляну твоего первенца, – пообещала не проронившая ни слезинки на похоронах внука Мерея, в былое время заслужившая донельзя дурную славу на магическом поприще.
– Не пожалеете невинного младенца? – нагло осведомился сын князя, в голове которого пока не было места другим мыслям, кроме осознания своей исключительности и безнаказанности, к тому же ничтожность окружающих и так не подлежала сомнению.
– Я дождусь, пока он или она станет достаточно взрослым. Как ты сейчас, – ледяным тоном сообщила колдунья.
– В вашем-то возрасте заглядывать в такие дали… – продолжал насмехаться Эргел, свято уверенный, что чудная сморщенная бабулька, обвешанная побрякушками, двух лет не протянет. И вообще, дети тогда казались ему чем-то настолько отдаленным, что волноваться о них не имело смысла.
– Умереть можно, когда все земные дела завершены, а у меня теперь есть цель. Я обязательно доживу, – прошамкала старая Мерея, заставив тавеннского наследника покрыться гусиной кожей.
Шли годы. Эргел Жескар унаследовал титул, обзавелся женой, у них родилась дочь… Колдунья же продолжала жить, словно бросив вызов времени. Ее угроза не была секретом для Тавенны – новоиспеченный князь не раз самолично рассказывал об этом, заливаясь смехом.
Когда я подросла, та история звучала для меня как еще одно (наряду с богатством и властью) доказательство могущества отца, не побоявшегося бросить вызов темным силам. Жаль, в моей забитой дворцовыми делами голове не укладывалась элементарная мысль: угрожали мне, а не ему.
Я ни в чем не знала отказа. Самые дорогие ткани, украшения, яства – стоило пожелать, чтобы в саду пели птицы из знойного Куррана, и гонец отправлялся в невиданную даль. Служанки шептались по углам, мол, недолго ей осталось радоваться, вот и старается князь, вину пытается загладить. Я же презрительно морщилась, зная: ничего плохого со мной не случится. Попросту не может случиться!
Это глупые дочки советников вечно жалуются то на недомогание, то на выскочивший прыщик, то на обгоревший нос. Понятное дело, таким неженкам с проклятием не соперничать. Я же хвасталась отменным здоровьем, готовыми на все ухажерами, любящими родителями и круглосуточной охраной, а глупости вроде кругов под глазами на утро после бала не могли поколебать мою уверенность в себе. Я была совершенством и не имела причин сомневаться в этом. Вернее, эти причины казались столь пустяковыми, что принимать их во внимание означало признать собственную глупость.
День моего восемнадцатилетия приближался, однако никто во дворце не выказывал ни малейшей тревоги. Разве что выжившая из ума нянька порой бросала странные взгляды, но у меня были занятия поважнее, чем разговоры со старухой. Портные, ювелиры, сапожники… Я собиралась объявить всему миру о том, что готова его покорить.
Мое платье сверкало золотом в ярких солнечных лучах, изящную прическу венчал цветок из бриллиантов, на шее переливалось рубиновое колье… Я чувствовала себя жар-птицей, снизошедшей к воробьям, и косые взгляды знатных невест, гордо выставивших напоказ одно-два простеньких украшений, лишь подливали масла в огонь моего тщеславия.
Весело пиликали скрипки, стучали каблуки по дубовому полу, отовсюду лился радостный смех… А затем словно тучи сгустилась над дворцом, хоть солнце продолжало светить, и танцующие пары кружились, как прежде, не замечая ничего и никого вокруг.
Она пришла. Высушенная временем старуха, которую не воспринимали всерьез, не забыла о своем обещании. Она подолгу бродила вокруг дворца, высматривая меня, поэтому сомневаться не приходилось: Мерея действительно каким-то чудом проскользнула сюда.
«Почему охрана ее впустила?» – недоумевала я, спеша подойти ближе, и, подражая отцу, выразить презрение к ее угрозам.
– Что ты забыла на чужом празднике, старая карга? – моя речь была громкой и четкой, рассчитанной на зрителей. – Тебя не звали, так убирайся прочь! – Почему-то казалось, что хоть кто-то из стражников поспешит вытолкать ее взашей, но они вообще исчезли из зала.
Колдунья смотрела на меня, не мигая. Ее выцветшие глаза выражали пугающее удовлетворение.
– Боги уже наказали преступника. Мне незачем было жить так долго, – прошелестела она сухими губами.
– Тебе стоило давным-давно сдохнуть! И не портить людям настроение! – проорала я, начав осознавать, что происходит что-то плохое.
– В тебе нет княжеской крови. Мой внук отплачен. – Мерея улыбнулась по-настоящему счастливой улыбкой и, опустив веки, рухнула на пол.
Появились охрана и служанки, труп утащили в одну сторону, меня, позабыв о былом почтении, в другую.
– Приветствуйте же Атайю Мерлейн Реджиневру Тавеннскую, мою родную дочь, спасенную от проклятия! – успела услышать я начало торжественной речи князя, а затем дверь захлопнулась, навсегда отгородив меня от каких-либо праздников.