Право на совесть
Шрифт:
В ночь перед отлетом в Австрию спать мне было некогда. Оговаривались последние мелочи, проводились встречи с начальством, принимались последние указания.
В самолете, сразу, как только захлопнули люк и запустили моторы, я набрал несколько меховых пилотских курточек, разложил их на волнистой скамейке, закрылся почтовым брезентом и крепко заснул.
Спать никто не мешал до самой Австрии. Самолет был военным, почтовым. Пассажиров, кроме меня, никого, и летчики были, наверное, только рады, что никто не болтается у них под ногами.
Я проснулся
В самолете было холодновато. Не вылезая из-под уютного брезента, я придвинулся к слюдяному окну.
Внизу, у подошвы длинной цепи синих дымных гор виднелись белые и красные полоски. Они качнулись и вместе с горами поплыли, вдруг, мимо самолета вверх, вытесняя небо. Мы поворачивали на посадку.
— А где же Вена?
— Вену проспали — прокричал штурман в ответ. — Это наш аэродром, километров на пятьдесят южнее.
Пока самолет подпрыгивал на аэродромных кочках, я торопливо приводил себя в порядок.
Мой темнозеленый костюм совсем не измялся. Не мудрено. Я только четыре дня тому назад получил его из специального склада МГБ СССР и кладовщик, показывая мне пеструю этикетку над внутренним карманом, гордо разъяснял: «Видите? Американский. Чистая шерсть высшего качества». Костюм и впрямь был не плохим, хотя коротковатые брюки, суживающиеся книзу, все еще приводили меня в некоторое смущение.
Стальную дверь отвинтили и она упруго отскочила, открыв полосу светлой зелени.
Было только самое начало апреля и всего семь часов тому назад, в Москве, я дрожал на морозном ветру, поджидая выруливающий самолет.
А здесь — уже греющее солнце, порыв свежего воздуха с запахом теплой земли, молодой травы и еще какой-то гаммы необъяснимых мотивов, присущих только весне.
На пустынном поле аэродрома несколько низких цементных зданий, развороченных бомбами. Они ощетинились железными балками и обрывками стальной решетки. Из-за одного из них выскочила коричневая машина «Мерцедес».
В ней Окунь и с ним еще один незнакомый мне молодой человек с вьющимися волосами и чуть горбатым носом. На нем кожаная шоферская куртка с бесчисленным количеством молний.
— С приездом, Николай. Укачало? — Тон Окуня приветлив и сердечен. Он чувствует себя хозяином, принимающим гостя.
— Валентин, — протягивает руку молодой человек.
— Голос его звучит хмуро, но похоже, что это просто в его характере.
Мы уезжаем с аэродрома и попадаем в соседний городок. Первый австрийский городок в моей жизни. Шоссе проходит по главной улице. По краям его — аккуратные, как игрушечные, дома, с острыми почти отвесно спадающими крышами.
В нижних этажах, витрины, яркие и разноцветные. Над витринами витые готические буквы.
Мы проносимся через небольшую круглую площадь с фонтаном посредине и высокой позолоченной колонной.
Прохожие в пальто и костюмах специфического европейского покроя. Мелькают уже весенние яркие цвета. На перекрестке, перед нашей машиной, улицу пересекает мужчина в зеленой куртке с пуговицами из темной кости, широких серых штанах с лампасами и с фетровой зеленой шляпой на голове. На остроконечной шляпе без ленты — пестрое перо.
— Тирольский костюм. Здесь его многие носят, — поясняет Окунь.
Дома так же внезапно обрываются, как появились и мы оказываемся снова на пустынном шоссе. Валентин останавливает машину.
Мы с Окунем уходим вперед, вдоль деревьев, тщательно посаженных по краям дороги.
Он передает мне небольшой конверт. В нем желтая книжечка удостоверения личности, синий листок прописки, свидетельство о гражданстве, метрика.
— Ваши австрийские документы, Николай. Часть из них пока фальшивые. Постепенно будем заменять их настоящими. Положение в Сант-Пельтене хорошее. Наша агентура ждет, когда вы сможете включиться в процесс получения загранпаспорта. Москва, между прочим, думает, что поселяться вам сразу в Вене под именем Хофбауера опасно. Для австрийца вы еще маловато знакомы со своей страной..
— Да. Генерал говорил мне об этом прошлой ночью.
Окунь продолжает.
— Я снял в городке Винер-Нойштадт, недалеко от Вены, две комнаты для себя, на имя инженера советско-австрийской компании Сергеева. Вам стоит поселиться там на несколько недель тоже под видом советского инженера и познакомиться постепенно с местной обстановкой. В Вену вы можете ездить поездом или автобусом. Меньше часа езды. Ну и Валентин, конечно, если нужно, вас подбросит.
— А квартирохозяйка? Соседи? Если потом кто-нибудь из них встретит меня в Вене, как Хофбауера?
— А вы старайтесь с ними особенно не знакомиться. Потом, хозяйка квартиры пожилая женщина, пенсионерка, живет там с двумя своими сестрами и никуда, фактически, не выезжает. В общем, ничего не поделаешь. Это, пока, единственная возможность пожить вам между небом и землей.
Я соглашаюсь на эту единственную возможность.
Мы едем в Винер-Нойштадт.
Квартира бывшей директорши женской гимназии, госпожи Хауер, на втором этаже дома номер восемь по Унгаргассе, оказалась моим первым пристанищем в Австрии. Окунь коротко представил меня полной розовощекой, но уже седой австрийке, как своего коллегу, советского инженера, откланялся вполне по-европейски и ушел.
В маленьких комнатках директорской квартиры я еще продолжал оставаться советским гражданином.
Выйдя снова на улицу и покрутившись в переулочках, я приступил к перевоплощению в образ Иосифа Хофбауера.
Прошло уже семь лет, как мне в последний раз пришлось играть роль немца среди немцев. С тех пор забылось многое. И роль австрийца среди австрийцев будет, наверное, более трудной. Нужно начать с проверки языка. Примут ли меня за иностранца?
Парикмахерская. Заходить сюда, вообще-то, невыгодно. Волосы у меня пострижены на тот нейтральный манер, на который способны парикмахеры из специальной парикмахерской МГБ СССР. Но, в сущности, страшного ничего нет. С чего-то надо начинать.