Право на выбор
Шрифт:
— Ваше время подходит к концу, — сказала ведущая.
— Вот и все кино, — грустно заметила Елкова. — Не слишком ли интеллектуально?
— Ладно, — ответил Куклинс, — спасибо хоть не сбился.
Не прошло и двадцати минут, как дверь открылась и на пороге появились Савушкин, Котелков и Егорыч. У них в руках были две бутылки коньяка и два полиэтиленовых пакета с фруктами.
— Ну, ребята, — крикнул с порога Савушкин, — пиджак расстегнут, рубаха расстегнута, галстук торчит из кармана. — С почином! Гуляем!
Ближайшие полчаса все было весело, сумбурно, как бывает, когда веселятся, не понимая с чего. Обе бутылки
Потом кандидат, с пиджаком наброшенным на руку, удалился домой. Котелков вышел с ним на крыльцом, проводил. Вернулся, посмотрел на остатки фруктов, ушел куда-то, видимо в свой номер и вернулся. С третьей бутылкой коньяка.
— Вот в таких случаях, заметил Куклинс, — точно надо пить за начало кампании.
— Не, — ответил Егорыч. — За выход на финишную прямую. Если Миша ставит выпивку, значит все идет к концу, причем счастливому.
— Ты бы лучше так не шутил, — заметила Елкова, — лучше бы рассказал, как все происходило. Он был как-то зажатый вначале. Так нельзя. И еще эти шведская любовь под занавес.
— Насчет шведской любви ты зря, — ответил Егорыч. — Он Швецией его несколько раз зажимал, давил эрудицией. И себя пиарил по полной. Когда тот его спросил о происхождении собственности — повесть была минут на пятнадцать. Причем, как я и просил, с упором на сегодняшний день. Ребята, не забывайте, еще две недели назад он был для телевизора вообще никакой.
— Все равно, в следующий раз его лучше накачай, — лениво, но твердо сказал Котелков. — Чтобы он мыслью не растекался.
— Господа, — спросил Олег, уже сдавший матерей и разочаровавшийся в мысли совершить сегодня еще чего-нибудь, кроме как выпить коньячка. — Мне вот что интересно. Нет, я не про нашего героя, скорее про ваши примеры. Можно ли из обезьяны сделать человек? В смысле, человека, которого выберут.
— Сомневаюсь, — ответила Елкова. — Это кто говорил? Березовский? Ну и где он сейчас?
— Тебе серьезно ответить? — сказал Котелков. — Из обезьяны можно сделать только одну вещь — обезьянье чучело. Есть люди, которых выбрать нельзя.
— Ну, а если человек готов на все? Не просто прогнуться, распластаться ради победы. Ничего не пожалеть, ни денег, ни репутации.
— Таких выбирают редко, — неторопливо сказал Куклинс. Почему? Потому, что они, как правило, имеют дело с технологами-мошенниками. Мошенники могут пообещать что угодно, даже победу Чубайсу в городе, который уже год, как перешел на лучинное освещение. Мы же всегда заранее объясняем человеку, на что он может рассчитывать. Люди, у которых есть деньги на кампанию, как правило, по глупому их не тратят и вполне вменяемы. Что же касается твоей обезьяны, то с ней как в анекдоте про сухумский обезьянник и экскурсовода-грузина. «Это мужчина или нет? Мадам, это самэц. У мужчины должны быть дэньги». Поэтому, обезьяна и неплатежеспособна, и неизбираема.
— Да, кстати, реальная байка, про выборы Владивостокского губернатора, — сказал Капитан. Про тещу несостоявшегося кандидата. Слыхали?
— Не все, ответил Котелков. — Валяй.
— Ну вот, к одному известному депутату Госдумы, не скажу какому, из правительственной фракции, подъехал во Владивостоке местный деятель. Элита второго эшелона, какой-то депутатик местного ЗС. Хочу, говорит, быть губернатором. Все буду выполнять. А тот в шутку — знаем вас, только денег на выборы дай, выберут и про все забудет. А вы меня в финансовый блудняк втравите, потом публикуйте компромат, если что. Не катит — этим блудняком все газеты забиты, никто внимания не обращает. Ну тогда пойду на уголовку. Это как? Прямо сейчас, поехали в лес, только камеру возьмите. Я под камерой тещу застрелю, потом под камерой закопаю, вы мне денег на выборы, а кассета у вас в сейфе лежать будет. Все равно, более послушного губернатора вам не найти.
— Ну и как? — спросил Олег.
— Губернатором, выбрали Дарькина, а теща, того самого остряка, надеюсь, жива до сих пор.
— А вот и мораль, — сонно сказал Котелков. — Политика — искусство возможного, именно политикой мы и занимаемся. Кто как хочет, а я — спать.
Глава 2 (третья неделя)
Десять листовок. Подъем армии. Савушкин борется с последствием «грабительских реформ». Ступор в Центральном. Я гений, Дрюша Леваневский. Китайский Пиночет. Договор о разделе продукции. Два яйца и одна плюха. Разрыв контракта. Что такое «тяжелая депрессия?» Истерика имени Васи Пупкина. Валенса-Дикин: «Прости меня, народ православный». Два стакана минералки. Ночь длинных микрофонов. Приравнено к террористическому акту.
Будильник звонил долго, Олег вставал медленно. Это был тот самый страшный вид подъема, когда медленно опускаешь на пол одну ногу, потом другую, потом опираешь на них тело, уже стоишь, а сознание полностью в кровати. Хотя бы еще секундочку… нет, не спать. Не помнить.
Все равно, первое что вспомнил Олег — объем работы оставшийся на сегодня. Доправить интервью для третьего спецвыпуска, еле-еле согласованное вчера вечером. Савушкин явно сдал, нервничает, что вполне понятно — три встречи в день. На одних сотни три-четыре, на других не будет и десятка избирателей.
Две статьи для «Ирхайского комсомольца». Это к вечеру. Одну написать, другую — переписать. Принесли местные, разумеется, на серой бумаге, разумеется, нечитаемым почерком. Значит, криптография, перепечатка и редактура в одном флаконе.
Дальше — листовки. Снежный вал, который гонит впереди дворницкая лопата и вал вырастает с каждым метром. Ветеранам завода «Красный каток». Пенсионерам Центрального района. Обращение от имени десяти городских ЛОМов [5] . Обращение профсоюза учителей. И еще… И еще… И еще так и не написанная листовка «Впервые голосующему». И «Впервые голосующей». Хорошо, что хотя существует средний род, третьего пола не существует.
5. Лидеров общественного мнения. Подробности — в словаре.
Толик временно умер как помощник — сегодня он трудился над «Народной программой», которую должны были разнести последним спецвыпуском.
Все эти мысли пронеслись мигом, оставив в душе тихую тоску. Как там говорил Толик: «Однажды ты поймешь, что получаешь зарплату здесь не даром». Сволочь! Почему люди так часто бывают правы!
За окном мягко барабанил дождик — первый дождь в этом городе. Только этого еще не хватало. Олег любил дожди, но только дома.
Он не заметил, как умылся и добрел до кухни. Было рано, еще никого. Сыпанул кофе в кофейник, от души, ощутил его тяжесть, залил малой водой, на газ. Вскипело быстро.