Право на жизнь
Шрифт:
Отделилась от ошарашенных студентов, подошла вплотную к чудищу, дунула тому в ноздри — толпа так и ахнула. И ловко забралась ящеру на спину, махая приглашающе рукой. Под брюхом ящера два крепких унварта уже подвязывали ремнями наши вещи.
Я растерянно схватила Анхельма за руку — что, вот так, серьезно?.. Хельме, кажется, тоже такого не ожидал. Первым, презрительно фыркнув, пошел манс. Обнюхал подозрительно громадину, попробовал толстую броню на зуб. Ящер повернул страшную морду — что еще за букашка? Греттен не сконфузился, тихонько рыкнул. Вот же козявка самоуверенная, никак главнее даже такого монстра себя мнит?
Ящер
Вскарабкались, цепляясь за грозные шипы, между ними и устроились, примостившись на широкой спине позади Мексы. Жестковато, но ремни крепко держат, не свалишься. С высоты огляделась еще раз — народ замер в восхищении. Да уж, пересудов на пару месяцев хватит.
Ящер тяжело перевалился с лапы на лапу, неуклюже поднялся, распахнул крылья. Мамочки, страшно-то как!
Обдало теплым ветром, толпа бросилась врассыпную с визгами и в одну секунду осталась внизу, на земле. А мы уже стремительно набирали высоту. Дух захватило от восторга! Восхитительное чувство полета перебило все страхи, Хельме орал во весь голос — не от ужаса, от счастья! Греттен вцепился в меня когтями, шерсть дыбом, на морде одни только глаза-плошки и остались.
Ящер вильнул всем телом, резко развернулся, оставляя далеко под собой Ровельхейм, и устремился к стае сородичей.
14.2. Унварты
— Мекса, это драконы? Настоящие? Они разумные? — старалась я перекричать ветер.
Первые восторги улеглись, зато осталось ликование от пьянящего простора и скорости. Внизу стремительно проносились поля, леса, мелькали деревушки. Земля черная; снег уже сошел, вот-вот пробьется почва первой зеленью.
— Это теммедраги! — откликнулась Мекса. — Драконы ушли.
— А в чем разница? Выглядят как драконы в сказках!
— Разница как между мансом и манчем!
— А, то есть драконы как мансы, а эти теммедраги искусственные, как манчи?
— Наоборот!
— Погоди, я запутался совсем! — жалобно прокричал Хельме. — Так эти разумные? И кто от кого выведен?
— Условно разумные! Как Греттен!
— Так а драконы тогда? — взмолилась я. — Они совсем дикие или, наоборот, еще умнее?
— Драконы дикие и умные! Потому и ушли!
— А-ааа! Ничего не понимаю!
— На привале объясню-юю!..
Пришлось поумерить любопытство, ветер уносил половину слов, не поговоришь. Теммедраги, кем бы они ни были, казались животными послушными. Наверняка тоже магические, как и почти все в Лесу. Сколько же там тайн еще кроется! Всегда считала драконов выдумкой, а вот на тебе — действительно были! Куда ушли, зачем ушли? А о теммедрагах этих почему никто не слышал?
Мозг, переполненный с недавних пор Праязыком, услужливо подсказал: temme — «прирученный». Так они у унвартов навроде одомашненных лошадей! Крылатые только и размером с большую академическую арену.
Самый огромный ящер с астархом летел впереди. Еще трое, включая нашего, следом, а за нами с десяток ящеров поменьше. Это все семья Мексы? На каждом можно различить по одному-два человека… ну, не человек, конечно. А как нас, людей, примут? У них, наверно, свой ранжир — кто-то главнее, кто-то попроще, мерила я унвартов на привычные людские мерки. Хотя… сам астарх нас уже принял,
Спустя несколько часов спикировали на широкую поляну — обещанный привал. Знала бы — хоть подушечку с собой взяла! На попе наверняка вся замысловатая мозаика чешуйчатой брони отпечаталась.
Я ждала каких-то церемоний, знакомств. Нет же! Нам приветственно помахали руками несколько наездников, коротко кивнул сам астарх, и народ слаженно стал доставать припасы, разводить огонь.
— Хельтинге! — воскликнула Мекса.
Мы обернулись — с самого крупного ящера спешилась спутница астарха. Уж на что Мекса порой необычно выглядела, а названной даме и в подметки не годилась! Нет, не дама это… Воительница, по другому не скажешь! Закованная в жесткую кожу, проклепанную металлом, в кожаных же облегающих штанах. И хвост наружу, напоказ! За поясом кинжал в ножнах, за голенищами высоких сапог еще несколько ножей угадываются. Прическа как у Мексы — жгуты и косы в хаотичном порядке, но над загорелым лбом высятся заметные костяные наросты. Признак особого статуса, это я уже поняла. Подтянутая, гибкая, хотя лет ей наверняка немало. Я даже в своем «мужском» дорожном костюме почувствовала себя расфуфыренной фифой на балу.
— Это супруга астарха? — тараща глаза, не сдержал любопытства Хельме.
— Супруга? — озадаченно переспросила Мекса. — Это Хельтинге, из папиного триангла. Лучший воин из унвартов. Ну, после папы, конечно.
Про воина она добавила с такой гордостью, что сомнений не оставалось.
— А почему ты маму по имени зовешь?
Мекса захлопала глазами.
— Так она мне не мать. Мама из другого триангла, ее здесь нет.
— Да как так? Подожди, у тебя есть два родителя, но один семьей не считается? Эм-м, извини… развелись, что-ли? Ну, разбежались, в смысле, — продолжал выспрашивать Анхельм. Деликатность, видимо, ветром в полете сдуло.
— Зачем разбежались? — еще больше не понимала Мекса. — После меня еще троих детей родили, теперь пятого хотят. Вон они, кстати, братья.
— Хельме, отстань, пока глупостей не наговорил, — вмешалась я. — Ты на наш лад мыслить пытаешься, а у них, видишь, как все по-особому. Триангл — это же не просто семья, это родство душ. Мекса же объясняла. А жениться… ну, детей делать и с другими не возбраняется. Вроде бы… Нет, Мекса, ты уж извини, а у меня самой в голове такое не укладывается!
Мекса только пожала плечами. Да, действительно глупо их сложный уклад на людское понятие «семья» равнять! Пока я никакой логики в составе делегации усмотреть не смогла, такое чувство, что астарх сам решил, кому ехать. И попробуй кто возрази в Империи или Самаконе! Люди-то кровным родством мыслят, а тут непостижимое «единство душ». И докажи этой грозной расе, что «не по понятиям»!
Суровая Хельтинге тоже довольно тепло смотрела на Мексу. Они сблизились и свирепо, со всей силы столкнулись плечами. Да мужику бы от такого удара сустав выбило! А те потерли ушибленное и довольные собой разошлись без лишних слов. Вот тебе и «обнимашки» по-унвартски! То-то ей так сложно было обычные объятия осваивать.
Братья Мексы оказались все в отца — крепкие, высоченные, все с длинными заплетенными волосами, с окладистыми бородами. Мышцы играют на оголенных руках, словно не знают они ни холода обманчивой ранней весны, ни пронзительного ветра под облаками.