Право на жизнь -
Шрифт:
Пьет со мной горький ром.
Ночь, дождь, дым от сигареты,
Вдаль уводят следы.
Ухожу гулять со смертью
Я, но лишь бы не ты.
Ухожу гулять со смертью
Я, но лишь бы не ты.
Ухожу гулять со смертью
Я, но лишь бы не ты…
Я оглядела зал, затем вновь вернулась к струнам. Сейчас, я была весьма довольна, что мой голос все еще при мне. Не редко, когда становилось тяжело, я пела в тишине, звук собственного пения всегда успокаивал меня.
К концу песни уже
– Еще давай! Пой, голубка! – Кричали мужчины. Девицы же пользовались моментом и подливали своим спутникам в кружки спиртное. Ну что же, коли они хотят еще, то почему бы и нет. Но на этот раз я решила выбрать песню повеселее. Быстрый ритм окутал зал. Кто-то пустился в пляс. Я пела с удовольствием, радуясь даже такой публике. Да и сейчас я могла хоть не надолго забыть о том, что происходит в моей жизни.
Не знаю, сколько прошло времени сколько было спето песен. Появился уже и хозяин трактира, обрадованный веселой публике. Ведь такие люди и пьют больше, а значит и выручка будет больше, чем обычно. Мне периодически приносили сперва эль, потом трактирщик достал откуда-то вино, заявив, что милая девушка достойна лучшего. Вино оказалось намного более приятным и сладким на вкус. И не таким крепким, потому я все еще была в состоянии приемлемой адекватности, хоть и весьма развеселившаяся.
Но время шло, усталость сказывалась, я объявила, что спою последнюю песню и на этом закончу. Недовольство прокатилось по залу, но я уже начала петь, а музыканты заиграли мне в такт, потому голоса потонули в музыке, а потом и вовсе стихли.
Последней я решила исполнить свою любимую песню. Ту, которую пели каждый раз, когда убегали на ночь в лес.
– По лазоревой степи
Ходит месяц молодой,
С белой гривой до копыт,
С позолоченной уздой.
Монистовый звон
Монгольских стремян -
Ветрами рожден
И ливнями прян.
Из кувшина через край
Льется в небо молоко;
Спи, мой милый, засыпай,
Завтра ехать далеко.
Рассвета искал -
Ушел невредим,
Меня целовал
Не ты ли один?
Как у двери Тамерлановой
Выросла трава;
Я ли не твоя стрела,
Я ль тебе не тетива?
Ты - сердце огня,
Ты - песня знамен,
Покинешь меня,
Степями пленен.
Кибитками лун -
В дорожный туман,
Небесный табун,
Тяжелый колчан;
Чужая стрела,
Луна - пополам,
Полынь да зола -
Тебе, Тамерлан.
Тревожить ковыль - тебе -
В других берегах,
И золотом стыть - тебе -
В высокий курган.
А мне - вышивать
Оливковый лен,
Слезами ронять
Монистовый звон;
Обручью костра
Навеки верна -
Тебе не сестра,
Тебе не жена. – Под эту песню я всегда вспоминала легенду об этом Тамерлане. О великом завоевателе. И эта песня, которую мы пели под звездным небом, глядя на искры костра. Мечтая, смеясь.
Тогда я еще лелеяла надежду, что у меня будет принц, что я буду счастлива и свободна.
Сейчас же, с каждой строкой ко мне приходило осознание обратного.
Допев, я поспешно покинула сцену под недовольные возгласы гуляк. Но мое место довольно быстро занял какой-то проезжий менестрель и музыка вновь полилась рекой.
Я выскочила в открытую дверь таверны с одним только желанием – оказаться подальше.
Воспоминания о прошлой жизни нахлынули на меня, все мои тщательно выстраиваемые преграды и стены рухнули под действием эля и вина. Усталость навалилась горой на плечи.
Я бежала, сколько могла и уже начала было думать, что связь, которая держала меня рядом с демоном прервалась, но тут же понимание пришло ко мне.
Я остановилась, обернулась.
– Выходи, Самаэль. Я знаю, что ты рядом! – Демон вышел из тени. Он был не один, а все с теми же трактирными девчонками. Они пошатывались и цеплялись за него, практически повиснув на его руках, но продолжали хихикать и что-то шептать на ухо демону.
Демон тоже выглядел веселым.
– Я подумал, что нужно немного прогуляться, а тут и ты выскочила из трактира, как ошпаренная. – Ни капли понимания, ни хоть чуточки сострадания. Да и от кого, от кого я жду этого? От Самаэля? От того, кто привык мучить, издеваться, пытать, унижать. Убивать. Тот, для кого все это – единственный смысл жизни.
– Я ненавижу тебя! – Со слезами крикнула я через всю улицу. – Ненавижу!
Девицы сперва опешили от моих криков, а потом залились смехом.
– В своем ли ты уме, дорогуша? Сэм платит за тебя, да разве можно не любить такого мужчину как он? – Она снова прижалась к нему в жарком поцелуе. Вторая же завистливо облизывалась, поглаживая спину демона.
Демон молчал и, казалось, был полностью поглощен девицами.
Но один его взгляд на меня… и тут началось. Он прижал одну из них к забору и принялся срывать с нее одежду. Потаскушка была совсем не против, она лишь хихикала, а затем начала целоваться со своей подружкой.
Не в силах более наблюдать за этим цирком, я развернулась и пошла прочь. Но через десяток шагов меня откинуло назад. Предел был исчерпан. Улица же была прямой и огорожена забором. Уйти вперед мне не удавалось, а позади происходило… То, что происходило. И я слышала все. То, как качается и скрипит забор, как сладострастно стонут обе шлюхи. Как периодически рвется одежда. Даже стоя спиной ко всему этому, я знала, что там происходит. И тем девкам действительно все это нравилось. Потому как они не просили остановиться, не молили о пощаде, не пытались вырваться. Напротив они просили у него еще и еще.
Я упала на колени, зажав уши ладонями и зажмурилась.
Ну неужели ему не достаточно. Зачем он так издевается надо мной. Зачем.
– За что… за что… за что… - Только и шептала я, дожидаясь, когда же все это прекратиться. Я не могла найти в себе сил, чтоб развернуться и уйти, да и все равно бы мне не хватило расстояния, чтобы скрыться в таверне. Да и Самаэль бы не позволил. Ему было в удовольствие мое мучение.
Через какое-то время забор перестал качаться и я заметила это. Стоны вроде как стихли. Я опустила руки и поняла, что слышу лишь тяжелое дыхание. Звон монет. Демон расплатился. И даже отпустил их живыми. Шаги. Девушки ушли прочь.