Право последнего вздоха

Кипарисова Елена

– Откуда это сострадание, сын? Раньше тебя это особо не волновало. Все из-за нее? Неужели ты забыл, что она предала тебя, что выбрала сторону охотников? Она никогда не станет одной из нас, никогда не примет нашу сущность.

– Она – моя супруга…

– Была! Мир изменился, она – враг. Ее смерть станет для остальных уроком. Никто не смеет предавать нас.

– Мне плевать, что ты думаешь, ты к ней не прикоснется. Сейчас мы с ней вместе уйдем. И никто не посмеет нас тронуть, – уверенно произнес Эдриан, но я уже не верила, что такое возможно. – Ты остановишься.

– Ты мне не указ, – взревел его отец, приближаясь ко мне, но замирая, услышав тихое рычание. – Защищаешь ее? Ты знаешь закон, если ты здесь и участвуешь в Охоте, значит, обязан пролить кровь.

– Закон говорит, что я обязан участвовать в Охоте, но не сообщает, с какой именно стороны.

– Что?

– Мы на их стороне – я и Виллис.

Повисла тишина. Я старалась не шевелиться, чтобы не пробудить новую волну боли. Ребра так сильно давили на легкие, что, казалось, на них лежал тяжелый пресс. Мои вздохи превратились в тяжелые хрипы, словно в горле собралась кровь. Мне становилось все сложнее прислушиваться к их разговору. Я закрыла глаза, плавая в странной жидкой темноте. Голова кружилась, тело затягивало в глубокую пропасть.

– Не имеет значения, сын. Охота практически завершена, и два вампира вряд ли что исправят. Правда, мне жаль, что ты так поступаешь,

вновь придаешь свою семью.

– Это ты придаешь свою семью, думаешь, мама этого хочет?

– Она хочет безопасности, но не знает ее цены! Никто. Слышишь, никто из смертных не выйдет отсюда живым! Хочешь присоединиться к ним? Я так не думаю.

Послышался шорох шагов, и я с трудом разлепила веки, увидев только темную фигуру Эдриана рядом с собой, он пытался меня защитить, пока его отец медленно, как хищная кошка, ходил по кругу, держась ближе к стенам пещеры. Их игра могла продолжаться вечно, но у меня не было столько времени. Что если я никогда не узнаю финала? Внутренний голос посмеялся надо мной – черт бы проклял эту глупую надежду.

– Ты болен, сын, – голос Ньюбелза казался хрипловатым, мужчина поднял взгляд, разглядывая что-то под сводами потолка, а потом, смотря на меня – но, поверь, это лечится, я смогу тебя вылечить. Бессмертие – дар, требующий большого мужества. Ты поймешь мой поступок, но не сейчас. Потом, это, возможно, займет много времени, но у тебя впереди века. Мы – бессмертны, и все, что может нас убить – слабость. Я избавлю тебя от нее.

Эдриан зарычал, но его отец наоборот отступил, даже не пытаясь нападать. Он оставался у каменной стены, но мне все сложнее было держать голову, чтобы не выпускать его из виду. Я сдалась. Я закрыла глаза, не в силах противостоять слабости, расползающейся по телу.

– Я делаю все только для тебя.

– Ты – убийца!

– Мы все убийцы, Эдриан! Разве то, что я убил насколько престарелых бездельников, что-то изменило? Только стало легче дышать. Они сами мечтали о смерти! А ты не убивал? А твоя драгоценная Тео? Я строю новый мир, для нас, для Эвелин. Тебе понравится. Только нужно избавиться от слабого звена.

Я услышала резкий удар, затем треск, на лицо посыпался мелкий песок, а затем, грудь пронзила невыносимая острая боль. Крик родился сам собой, ничуть не облегчая агонии. Из моей груди торчал каменный штырь – сталактит, упавший с потолка пещеры из-за сильного удара. Он глубоко вошел в тело, так, что на поверхности осталось всего сантиметров пять. Я инстинктивно коснулась края раны пальцами, не веря, но замечая, как они окрашиваются в алый, такой яркий, что слепил глаза. В ушах звенел рев Эдриана, но мне не удавалось найти его взглядом. Пещера стала темнее, теряя прежние очертания. Рев сменился звуками борьбы, яростными ударами и короткими вскриками. Я не знала что происходит, теряя к этому интерес. Вздохи стали короче, словно легкие сжались, отказываясь от кислорода. Тело стало легким, как пушинка, а боль медленно утекала в темноту, оставляя лишь слабость и холод.

– Тео… – его голос исказился, став тихим и звенящим. – Тео…

Мне казалось, что я смогла открыть глаза, но они ничего не видели. Только темноту.

– Тео, просто дыши.

Да, я хотела так сделать, но забыла, зачем нужен воздух. Больше никаких вдохов, больше никакой борьбы. Только тишина и покой. Только легкость. Я знала, что там будет лучше… Эпилог Я – зло, я – яд, отравляющий этот мир. Я больше не приношу в него добра. Я затерялся в темноте, не видя ничего, кроме одинокой луны, но она хотя бы окружена звездами, мне же суждено скитаться одному. Я – пиявка, высасывающая жизнь, потому что во мне ее нет. Мне холодно, даже солнце ненавидит меня, его лучи не согревают, а отбирают последние силы. Это справедливо. Такие как я не должны существовать. Мой мир состоит только из черно-белых красок, которые иногда озаряет пурпурно-красный. Только кровь. Она управляет моей жизнью. Она – Бог и Судья. Мой мир не может замедлиться, не может остановиться. Смерть не хочет со мной играть. Жизнь не желает со мной связываться. Я – лишь отголосок, бестелесный призрак, застрявший между мирами. Мне не дано полностью познать жизнь, но я вынужден наблюдать за ней, видеть, как другим даровано больше. Им подарили право выбирать, мне же – одну бесконечность. Она другая, она полная жизни… Ты отравишь ее, как и все, к чему прикасаешься. Она – мой шанс. У тебя нет шансов. Она не примет тебя, потому что ты – отрава. Ей не нужен мертвец, у нее, в отличие от тебя, есть выбор. Зачем ей тьма, когда ее любит солнце? Я стану другим. Для нее. Только для нее. Тебе не изменить своей сущности. Для нее ты навсегда останешься монстром. Ты –убийца. Разве убийца может заслужить ее доверие? Я перестану убивать. Но тебе не изменить прошлого. Она никогда не узнает о нем. Ты не сумеешь скрыть правду. Она просачивается через твои поры, мелькает в твоих глазах, срывается с твоего языка. Ангелы не связываются с демонами. Я буду защищать ее, беречь, как ничто и никогда в соей жизни. Со мной она забудет остальной мир. Но забудет ли она свет? Ты – эгоист. Она заслуживает солнца и тепла, она заслуживает любви, а не твоего холодного мертвого сердца. Мертвецы не умеют любить. Но я люблю ее. Не говори этих слов, ты оскверняешь их! Оставь ее, дай ей шанс быть счастливой, не обрекай на свои страдания. Я сумею доказать ей свои чувства, я отдам все, что у меня есть, лишь бы она осталась со мной. У тебя ничего нет. Она – свет, который разгоняет темноту, она прогоняет бесконечную ночь, она заставляет мое сердце вновь биться. Я снова вижу краски, снова чувствую воздух, снова ощущаю тепло. Она предаст тебя, ты не заменишь ей настоящей жизни. Подумай, что произойдет, когда она узнает о твоих тайнах? Ты – изгой, она выберет другую сторону, потому что ни один человек не променяет день на ночь. Она все, что у меня есть Она никогда не была твоею. Забудь свои чувства, они приносят только боль. Хватит бесполезных попыток, она не оценит. Ей плевать. Один – любит, другой – позволяет любить. Я согласен на такой расклад. Она должна быть рядом. Она выберет смерть. Я не могу без нее, раз увидев свет, невозможно жить в темноте. Мне нужно тепло, мне нужно мое солнце. Твой мир не примет ее. Ты только обречешь девушку на гибель. Твой эгоизм и самонадеянность убьют в ней свет. Ты – пленник темноты. Ты – раб крови. Я пойду за ней, даже если дорога приведет нас в бездну. Лучше смерть, чем возврат к прошлой пустоте. У нее могла быть жизнь, семья, дети… Я могу все это дать ей. Я не подпущу к ней смерть. Ты отпугнешь от нее жизнь. У меня есть шанс. Я не отпущу ее так просто. Она привнесла в мою жизнь столько чувств, которые не появлялись на протяжении всей мучительно долгой жизни. Любовь не бывает без боли. Но ее губят сомнения. У меня не сомнений. Только любовь. Я понимала, что лежу на кровати, мягкий матрас проседал под моим телом, удерживая, словно в теплых объятьях. Рядом звенела тишина, такая ровная, как бездушный пустой вакуум. Тело не слушалось, но мне и не хотелось двигаться, в страхе разрушить покой. Я словно парила в облаках, практически ощущая на коже мягкие потоки ветра. Что-то коснулось

моей руки, отвлекая, прогоняя остатки сна. У меня вырвался вздох разочарования, когда легкость стала исчезать, а мысли медленно возвращались на землю. Я поморщилась, из последних сил хватаясь за свой сон, но тот рассыпался мелкими осколками, мгновенно стираясь из памяти, оставляя только странное чувство потери.

– Тео…

Я вздохнула, открывая глаза и щурясь от яркого света, замечая у своей кровати Эдриана.

– Как же я выспалась. – Мой голос звучит ужасно хрипло, словно сон утянул меня на несколько суток. Тело приятно ломило, а кожа пылала, как после теплой ванны. – Я все проспала?

Я не сразу заметила, что в глазах Эдриана стояли слезы, совсем крошечные, как маленькие алмазы, и мне никак не удавалось понять их причины. Что-то случилось? Что-то плохое?

– Да, малышка, ты долго спала. С пробуждением, – прошептал он, нежно целуя меня в губы, немного задерживаясь, а потом отстраняясь.

Я счастливо потянулась, разминая затекшие мышцы, так, что белое одеяло немного сползло вниз к бедрам. Эдриан очень долго молча смотрел на мой живот, укрытый его широкой ладонью, потом наконец перевел взгляд на меня.

– Что? – Мне стало не по себе, словно что-то ускользало от моего сознания, что-то важное, прячущееся на задворках памяти.

– Нет, ничего. Просто ты изменилась. – Парень широко улыбнулся и положил руку поверх моей, целуя еще раз. – Я уже говорил тебе, как счастлив?

– Можешь напомнить, – рассмеялась я, обвивая его шею руками и притягивая к себе для поцелуя. – Можешь еще и наглядно продемонстрировать.

Эдриан повалился на меня, придавливая своим телом, запирая, словно в ловушке. Это всколыхнуло во мне приятную жаркую волну, прошедшую до самых кончиков пальцев.

– Думаю, это займет какое-то время, ты же никуда не спешишь? – спросил он, сверкнув глазами, практически черными от желания.

– Никуда…

Я стараюсь не ворошить свои воспоминания. Они похожи на клочки дорожной карты, настолько похожие друг на друга, что их уже невозможно склеить обратно правильно. Иногда перед глазами возникают странные вспышки, пугающие своей реалистичностью, но мне удается отгонять их прочь, заставляя снова прятаться. Эдриан никогда не говорит со мной об этом, но я слишком хорошо запомнила его глаза – черные, мрачные, блестящие от скупых слез – каждый раз, когда речь заходила о прошлом, о том, что произошло со мной. Кажется, там была боль, агония, страх… мне хочется забыть эти чувства. Странно, но сейчас они действительно тревожат меня все реже. От тяжелых ран должны оставаться шрамы, но на моей коже не сохранилось ни одного из них. В первые дни после пробуждения я ощущала жжение в груди, словно там застрял острый клинок, но Эдриан просто целовал меня, успокаивая, заставляя позабыть обо всем. Он не хочет, чтобы память вернулась. Наверное, это имеет смысл. Мне нравится думать, что ничего не случилось, что все плохое обошло стороной, исчезнув по щелчку пальцев. Они все молчат. Мама и отец теперь считают меня чужой, хоть и пытаются скрыть это. Они понимают, что я больше не одна из них, и, скорее всего, боятся. Мы редко видимся, но это обоюдное решение. Больше нет прошлой близости – мама практически не встречается со мной взглядом, словно боится обжечься. Только короткие фразы и фальшивые улыбки. Ей проще избегать меня. Иногда мне интересно, что же произошло на самом деле. Почему она стала чужой? Почему отец прячет глаза, путаясь во фразах? Почему Эдриан все реже подпускает его ко мне? Когда моя семья разлетелась вдребезги, как фарфоровая ваза? Но никто из них не дает ответа, видимо, скрывая каждый свою тайну. Возможно, мое сознание пытается оградить меня, стирая все плохое. Я помню наш летний домик, помню письмо Виолетты, свое отчаяние… а дальше только короткие бессвязные вспышки. Полумрак и голые стены, нехватку воздуха и чувство преследования, отчаянные крики и шорох шагов. Пусть лучше это окажутся чужие воспоминания, кадры из фильма, что угодно. Я знаю, что сама не выбирала бессмертие, и понимаю, что у Эдриана просто не оставалось выбора, он не мог потерять меня, а значит, мое состояние было ужасным. Неужели я находилась при смерти? Что кроме этого могло подтолкнуть его на такой отчаянный шаг? Память в ответ молчит, не то чтобы мне особо хотелось ее расспрашивать. Эдриан старается держать меня подальше от Совета и остальных вампиров, и мне иногда хочется просто знать, что же осталось в прошлом. Он говорит, что это страшно, и я верю ему, лишь украдкой заглядываясь на мрачные фигуры Стражей и других бессмертных. Они отвечают мне тем же. Наверное, им тоже хочется все забыть. Марина на все лишь улыбается, говоря, что ничего не помнит, но то, как она вздрагивает от каждого шороха, как боится темноты, говорит о большем. Виллис не отпускает ее ни на шаг, редко выпуская из своих объятий. Их идиллия кажется в чем-то даже пугающей, как в классических диснеевских сказках, и я не сомневаюсь, что однажды она примет его предложение и присоединиться к бессмертным. Она влюблена и наивно полагает, что мне стоит быть в восторге от своих новых возможностей. А я часто пытаюсь понять, а что же изменилось. Мне не передалась животная потребность в крови, солнечные лучи не вызывают головной боли, но тело стало другим – сильнее, быстрее, неуязвимее. Я знаю, что никто не верил, что мне удастся возродиться. А, тем более что выживет он… Теперь мы никогда не говорим о мистере Ньюбелзе, словно его и вовсе не существовало. Эвелин лишь качает головой, уверяя, что так сложилась судьба. Но по ее глазам я вижу, что боль гораздо сильнее, чем она хочет показать. Эта тема закрыта, как что-то позорное или ужасное. Мне остается молчать, не желая видеть внезапно скрестившиеся при упоминании Кристиана глаза матери и сына и их напряженные лица, застывшие, чтобы скрыть всякие эмоции. Иногда я просыпаюсь от ужасных кошмаров, где вижу Эдриана и его острые клыки, крошечную пещеру, стены которой сдвигаются, пытаясь меня раздавить. Но они стали появляться все реже, словно постепенно теряя свою значимость. Теперь это уже не имеет смысла. Путь для отца наконец-то стал открыт, Совет слушает его, благоговея, потакая каждому слову, воспринимая, как нового лидера. Но мне плевать. Плевать на будущее Договора, который решили составить заново, на Охотников, который все же приняли приглашение бессмертных поучаствовать в обсуждении и следить за соблюдением правил, и тем более плевать на то, чего я вообще не помню. Возможно, им удастся прийти к согласию, написать новые правила и все-таки контролировать наши виды, удерживая их от войны. Удивительно, что они, наконец, поняли ценность сотрудничества, только почему этого не случилось раньше? Что могло так изменить их решение? Только настоящая война. Я была благодарна своей памяти, сохранившей только светлые воспоминания. У меня началась новая жизнь, не лучше и не хуже прежней, просто другая. Возможно, я многое потеряла, но еще больше приобрела. Школа, прошлые друзья кажутся лишь воспоминанием, а мои поступки – детскими глупостями. Все осталось позади, чужое и далекое. Сейчас рядом Эдриан, и мне не хочется ничего иного. Мир изменится, вне зависимости от наших желаний, он не станет дожидаться нас и стоять на месте. Странно оказаться по другую сторону, но теперь мне проще понять поступки Эдриана – ему приходилось бороться за нас. Но главное, я больше не боюсь. Ни за родных, ни за себя, ни за него, ни за нашего ребенка… Конец. note 6 Я воюю с целым миром, Который пытается затащить меня во тьму. Я борюсь, чтобы отыскать свою веру note 7 Мне так жаль, я не хотел Ранить мою маленькую девочку, Но это сильнее меня, я тоже не могу вынести Всю тяжесть этого мира (Maroon 5 - Goodnight Goodnight) note 8 Жить охотой (лат.). note 9 Красивая душа – есть мертвая душа (лат.). note 10 Мне не нужно любви, И не нужно веры, Не надо ни мудрости, ни гордости, лучше верни мне чистоту. Мне не нужно любви – Однажды я уже испытал ее, Не нужно красоты, не нужно покоя, лучше подари взамен правду. *Nightwish – The Crow, The Owl And The Dove

Note6

1

Note7

2

Note8

3

Note9

4

Note10

5