Православие для многих. Отрывки из дневника и другие записи
Шрифт:
Почему святые часто имели весьма средние способности (до своей святости, если можно так сказать)? – Потому что наши выдающиеся, но плотские способности, может быть, мешают отчасти развитию способностей благодатных. Возьмем, например, память. Можно иметь слабую человеческую память, но в минуты вдохновения вспоминать что надо. Я часто испытываю это во время исповеди, беседы или проповеди: нужные цитаты, примеры, точные слова являются сами собой. Вот почему может быть верно то, что всякое записывание и прочее крохоборство есть проявление неверия в силу Божию: «Сила наша в немощи совершается, когда я немощен, тогда я силен» (ср.: 2 Кор. 12, 9). Но верно и
В тексте …возьми крест свой, и следуй за Мною (Мф. 16, 24) – по латыни «et tolle crucem suam cotidie et sequatur me» – есть слово, упущенное в русском переводе – «cotidie» (ежедневно).
Мысль о ежедневном несении креста.
Есть люди чудесного, райского типа, с душой до грехопадения, детски простые и непосредственные, чуждые всякой лжи и злобы. И это не как результат какой-нибудь борьбы с собой, усилий – такими они рождаются – людьми без греха. И странно, что постоянно эти люди стоят вне Церкви, даже иногда совсем обходятся без религии. Они слишком просты и цельны, чтобы богословствовать, и слишком стыдливы и целомудренны, чтобы выражать свои чувства какими-нибудь словами или знаками (обряд). В религии самое важное не вера, а любовь к Богу, а Бога они любят, потому что любят Красоту, Добро, Истину – а это все стихии Божества. Сколько есть людей, утверждающих, что они верующие, и не имеющих этого чувства Красоты, Добра, со злобой и грехом в душе, с полным безразличием к Истине, так как ее вполне для них заменяют полторы дюжины маленьких истин, за которые они самолюбиво держатся. А те – простые и верные души, живущие и на земле в радости, – после смерти, я уверен, прямо идут в Царствие Света и Радости, как «подобное всегда стремится к подобному», и в обществе святых – простых и блаженных душ – они чувствуют себя, как в своей родной стихии. Мы, так называемые «верующие», говорим: «пойду» и не идем, а они ведь и не говорят «не пойду», а просто исполняют волю Отца.
Гениальность X. в двух его качествах: в его искренности, умении без фальши и предвзятости, свежими глазами смотреть на мир и в его вкусе к вещам. Он любит мир: новая ли это книга, оливковое ли дерево, или встреча с человеком.
Что вы думаете о бессмертии? (Мысленный вопрос к X., близкому к праведности). «Ничего не думаю», – верно, ответил бы он.
В заповедь будьте как дети (ср.: Мф. 18, 3) и не заботьтесь о завтрашнем дне (Мф. 6,34), возможно, входит и совет – довериться и в этом вопросе Богу.
Истинная любовь переживает, как измену и грех против любимого человека, всякое наслаждение, всякое сильное впечатление, пережитое врозь, всякое общение с другими людьми – даже принятие пищи, приготовленной чужими руками.
В любви – действительное, реальное слитие воедино; отсюда и эта боль всякого разделения, всякого небытия воедино.
Трансцендентная сторона отношений между мужем и женой составляет главную сущность брака.
Прерывистая и неправильная речь, с паузами и поисками слов часто признак очень искреннего человека, который не может говорить общепринятыми фразами, а мучительно ищет своих слов и настоящих выражений. Оттого у меня всегда симпатия к некоторому косноязычию – конечно, если это не просто неумелость.
На обычное требование неверующих – немедленно, тут же «доказать» – вы не будете доказывать какую-нибудь истину научную, математическую пьяному человеку; так и здесь. Вытрезвитесь от вашего опьянения миром, суетой, заботами,
Привычное чувство единственности этого мира есть полное неверие в «Царство Небесное». Скорбь по умершему – неверие, язычество. Надо прийти к христианскому ощущению реальности Царства Небесного.
Самоотречение, о котором столько говорится в практике христианства, понимается некоторыми как самоцель и видят в нем самом смысл жизни каждого христианина.
Нельзя также понимать его, как это делают, впадая в другую крайность, как отказ от своей личности, от своего пути, видя в нем какое-то духовное самоубийство. Как раз обратное: в самоотречении – освобождение от рабства греху (без него – плен) и свободное выявление своей истинной сущности в ее первоначальном Божьем замысле о нас.
Любовь только тогда есть любовь, когда она ко всем без исключения. Пока это любовь только к тем, кого «я» люблю, это не любовь, а эгоизм. Я говорю сейчас о любви христианской, не о любви в браке, семье.
Зрелище смерти всегда поучительно. Какая бы она ни была, она всегда – чудо и таинство. Наша мысль, а если это близкий человек – наша любовь, вместе с умирающим как будто переступает через эту грань, заглядывает в иной мир и удостоверяется в его существовании. Я испытал это впервые, когда кто-то при мне раздавил ногой и растер «в небытие» уховертку. Тогда впервые у меня стало отчетливо чувство, что ничего нельзя уничтожить, что это бессмыслица, переносимая нашим умом и духом, что даже уховертка перешла в другой мир, исчезла из нашего плана бытия, но не уничтожилась.
Определить и сформулировать свою боль часто обозначает и избавление от нее (объяснение, почему рефлектирующие особи обладают слабыми чувствами).
Современная культура создалась творчеством человечества не только не по Божьему закону, но часто и против него; она отлилась в нерастворимые, крепкие, антибожеские формы – в них заложена чужая и враждебная нам душа.
Как же разрешить этот вопрос нам, желающим жить no-Божьи, но и не уходя из мира? Индивидуальное решение более легко: идти в мир, не теряя себя, храня сердце отданным Христу, жить максимально Церковью, не слишком многое себе прощая.
Для общества решение это много труднее.
Католичество дает нам пример энергичного «взнуздания» мира, принуждения мира жить по-церковному; мир – слуга Церкви.
Но думаю, что вопрос этот не разрешим силами индивидуальными и даже церковными. Мир безоружными нам не пройти; это гордыня, мы должны пользоваться орудиями мира сего. Нам надо смиренно признать государственность, внешние методы воздействия на мир. То, что мы потеряли Россию, не только политическая ошибка, но грех против Церкви… (Неокончено.)
В нашей эмиграции есть и такая точка зрения, что в России только мрак, кровь и грязь, что искру истины спасла только эмиграция. Психология варягов, ожидающих призвания вернуться и зажечь огонь во мраке. Пока здесь есть такие настроения, мы не смеем вернуться туда, где люди кровью отвечают за свою веру и за все, что мы тут имеем даром и о чем «разговариваем», но чем мало живем.
Празднование этого великого дня (столетие со дня смерти святого Серафима Саровского – 15.01.1933) прошло бледно, и, прежде всего, по крайней слабости веры у всех нас. От центра зависело дать указания, устроить неделю говения, частыми проповедями подготовить паству. А то сегодня такой день: «Со страхом Божиим и верою приступите» – и никто не «приступил»! Весь этот год надо было объявить особым – годом поста и молитвы, великого очищения Церкви.