Православие для многих. Отрывки из дневника и другие записи
Шрифт:
Очень много дает мне чтение Исаака Сирина. Особенно хорош его общий тон – благостной мудрости, любви, крайней жалости к греховному человечеству, его замечательный язык, сжатость и сила его изречений. Как убедительно он говорит о том, что мы, изгнанные из рая в страну терний, не должны удивляться, что и сеем мы в терниях, и собираем среди терний, и больно уязвляемся ими, даже если мы ищем только доброго и поступаем праведно; и это все до тех пор, пока не найдем в своем сердце рая любви божественной, когда все, даже на этой земле, станет для нас радостным и светлым. Да пошлет нам Господь хотя бы предчувствие этой радости,
Всякое богоборчество – низкого происхождения. Истинный аристократизм – в преклонении перед Высшим.
Мудрость жизни, в том числе и христианской, – не быть требовательным к людям.
Не подают милостыни потому, что, мол, пропьют и т. д. Если и пропьет, то это меньший грех, чем то озлобление, которое мы в нем возбуждаем нашим отказом, и та черствость и осуждение, которое мы в себе культивируем.
Мы мало знаем и не пытаемся, в большинстве, узнать наше богослужение, жизнь нашей Церкви. И мы должны это восполнить, стать живыми ее членами. Не все даже знают, что так называемый «хор», лик говорит, поет от лица всех предстоящих, и в древние времена не было искусственно выделенных профессионалов, которые несут эту «обязанность» теперь, а пели все, свидетельствуя свою веру, с ответственностью за произносимые слова. Мы даже и слова эти не всегда знаем. Многие ли их понимают? Мы своим стоянием в церкви как бы подписываем письмо, которого не читали, берем на себя обязательства, которых не знаем. Церковь жива и жива будет вовеки. Не будем же висеть иссохшими, помертвевшими листьями на этом вечно живом Дереве.
Наблюдаю у людей одну особенность и вывожу из нее значительный, как мне кажется, психологический закон. Часто люди, имея даже запас времени, всегда опаздывают во всяком слове и действии. У них есть какой-то неосознанный ими самими упор против всякого действия – безразлично: приятного или неприятного – нейтрального. Когда приходит момент сказать, взять, сделать, они бессознательно тормозят, производя множество мелких ненужных действий, имеющих целью отдалить момент предстоящего акта, и в конце концов опаздывают. Я думаю, этот механизм есть во всякой душе, доходя до психоза у одних и совершенно исчезая у праведных. Это какой-то элементарный вид греха, чистого, беспредметного, «бескорыстного».
Самолюбивый человек безнадежно слеп и одинок; ничего ни в мире, ни в людях он не увидит, кроме себя самого.
С начала мира люди умирают, с начала мира известно, что все земное непрочно, проходит, тлеет, и все-таки с какой-то слепой жадностью люди ставят все, что имеют, все силы своей души на эту карту, которая наверно будет бита, несут свои сокровища в банк, который наверно лопнет.
Есть одно прочное приобретение нашей эпохи – это убеждение, что на путях земных, на путях стяжания счастья не найти. Вся жизнь нашего мира двигалась до сих пор к цели личного земного счастья. Сейчас эта цель отнята от человечества. Всякий знает, что никакими усилиями в наше сомнительное и неверное время не построить этот карточный домик личного счастья. Это – один из глубоких сдвигов нашего времени. Мир колеблется, как чаши весов, «ни Зверя власть признать не смея, ни ига легкого Христа».
В чем задача христианина в такие критические эпохи?
Слова о том, что мы созданы по образу и подобию Божию, – вот наше мерило, наша совесть, путь, по которому надо идти. Всякий иной путь – потеря себя, извращение своей личности, и только в преобразовании себя в образ и подобие Божие, в возвращении к тому, чем мы созданы и что исказили в себе, – истинный путь человека.
Мир – система символов – ab realibus ad realiora – отображение духовного мира в плоти мира природного – образ и тень небесного (Евр. 8, 5). Смысл символов – радость сознания, что мир наш подобен миру иному. Отсюда – иконы, свечи, дым кадильный.
Вся ли вселенная развращена грехопадением? Не созерцаем ли мы райские миры, глядя на звезды?
Душа ищет радости вопреки всему; горе, страдания сами по себе несвойственны человеку. И это инстинктивное обращение к радости и свету не есть ли воспоминание души об утерянном рае и стремление к нему?
Глубоко заблуждение относительно будто бы низменности нашего тела, греховности его самого по себе. Оно греховно постольку же, поскольку и душа – оно поражено грехом, но оно свято и образ Божий по своему существу. По первоначальному Божиему замыслу свято было тело и душа в нем. Грехопадение и наказание за грех были одновременно для души и тела. И совершенно в такой же мере мы должны очищать свое тело, как и душу. «Образ есть неизреченныя Твоея славы, аще и язвы ношу прегрешений» – вот эти язвы и надо лечить, помня «по образу Божию созданную нашу красоту», которая воскреснет и приобщится к Божией славе.
Все добродетели ничто без смирения. Пример – фарисеи. Вся сумма добродетелей при отсутствии смирения – «кораблекрушение в пристани». Признаки смиренных – не верить своим достоинствам, не знать даже о них (смиренномудрие), не осуждать, радоваться уничижению. И им – блаженство на первой же ступени.
Теперь только видим мы гибельное непонимание русского национального духа, которое, будто охраняя Россию, губило ее. Сюда относится преследование славянофилов и бессмысленное преследование старообрядцев, истребление их икон, запечатывание храмов, разрушение алтарей, престолов, иначе сказать, преследование самых верных носителей русского духа.
Древний стиль иконописания соответствует древнему благочестию (молитва, постижение Бога и т. д.). Отсюда как будто вытекает ложность наших попыток усвоить себе древний стиль, так как наше благочестие не вполне совпадает с религиозным стилем XI–XVI вв. Но новые дерзания должны идти от полноты новой духовной жизни; без этого будет выдумывание и ложь. Если и есть у нас какая-либо духовная, молитвенная жизнь, то она того же вечного стиля, как у апостола Павла, Симеона Нового. Поэтому писание икон по «древнему канону» и даже скромное копирование – все равно, как перечитывание древних подвижников, помогает нам в укреплении нашей слабой духовной жизни.